Сбрил себе чуть не половину бровей. Чувствую себя легче. И как-то загадошнее. Эх, классно. Главное - отрастить их до пасхальных каникул. Маман такой свободы не поймет.
Матьё сделан из французского, из шелестящих бумажных страниц, Хеталии, Франции и Канады, из кед и осенних листьев, из юмора и редких приступов мизантропии, Матьё пахнет кленовым сиропом и березовым соком самой немного неожиданно)
не Мэтью, а Матьё!, я бы тебе в любом случае написал) Ты состоишь из красных кленовых листьев с зелёными прожилками, из множества фотографий и красной ткани в клетку, из книг о французском дворе, разных компактных безделушек тёплых цветов, из французских слов и акцентов. вот как-то так)
Хммм.. *хитро посмотрел* А вот ты, на мой взгляд, состоишь из иронии и сарказма, французского шарма и русской замкнутости, милых улыбок и грустных взглядов, холодной осени и теплого лета, чего-то теплого, но почему-то скрытого.
не Мэтью, а Матьё! в любом случае, это мое отношение к зефиру :Р и еще распишу: ...из желтого света настольной лампы, блокнота с кремовыми страницами, перевязанного лентой и исписанного ровным почерком, капли клубничного варенья, чашки кофе с молоком, выпитой утром на летнем балконе, отказавшись от сигареты, и маленьких оранжевые бутонов роз в достаточном количестве.
Из чего ты сделан?Ты сделан из баночки с кленовым сиропом и опадших, оранжевых листьев. Из работ импрессионистов и блокнота с набросками. Французского багета, чая с чем-то пряным и белой, огромной астры
<не Мэтью, а Матьё! Матье состоит из сонного настроения, теплых одеял и окутан запахом утреннего кофе с молоком и блинчиков в кленовым сиропом. А еще из редких улыбок, капельки цинизма и прямолинейности.
не Мэтью, а Матьё! Ты сделан из чего-то теплого и пушистого, больших и не очень старинных фолиантов, мягкой игрушки (думаю, это мишка), Канады, красивой улыбки и милого прищура
не Мэтью, а Матьё! состоит из скептизма к себе и любви к Франции, из впечатлений и чувства прекрасного, в нем есть невероятно вканонный Япония, из невольного холода, что боишься подступиться, и гранита, наверное, такого же как те оковы, что держат Неву в узде. Состоит из Питера, да. Есть сомнения и какая-то непередаваемая нежность, которая привлекает, как только разглядишь получше. Нет блесток, есть свет.
Такой волшебный променад себе утроил. По набережной, по парку, по каким-то улочкам. Зашел-таки в тот супер-магазин. Отдел манги у них в подвале. Очень знакомо. Там столько всего. Например, захотел купить Ларсу что-то про викингов - так ведь Ларс по-французски не понимает. Родаши и Фикл - что-то из Минекуры Кадзуи. Не знаю, что это, но эти штуки у вас в дневниках регулярно появляются. Так ведь тоже по-французски. Ящеру увидел какую-то "Золотую книгу" Ван-Писа. Здоровая такая. Тоже по-французски. Такой провал. Ребят, что ж вы такие? Я ж вам ничего и привезти-то не могу.
Вот. Купил себе 36 том (маятник. где Хирако рожи корчит) и успокоился.
Я проснулся в восемь утра. Ноутбук решил порадовать меня песенкой. Ты моя киса. Потом звонила мама и очень обрадовалась, что порогом опьянения я в неё.
Ннне зря сходил! Грек, когда узнал, что у нас минус десять, схватился за голову. Бедный. Ему и в Безансоне-то холодно очень. Был колумбиец, и Сюзанна, дико смеясь, сказала, что он похож на обезьяну. Поржали вместе - никто ничего не понял)))
Узбек. Волшебный человек. Мы были русскоговорящим уголком, и к нам постоянно подлезал грек. Как-то ему у нас понравилось. В среду устроим Аперо-ланг по-узбекски. Абдулазиз со своим названым братом будут готовить нам плов. Я рассказал, как моя мама готовит плов, и Лазиз сказал, что это и есть настоящий плов. Скажу маме - будет хвастаться.
Дочитал, наконец, "На кого похож Арлекин". И этот самый конец очень больно ударил по моему самочувствию и мироощущению на ближайшие часов 40. До чего... до чего же печальный конец.
читать дальшеВыйдя из дома в восхитительный февраль, Франсис зажмурился и то ли сморщился, то ли улыбнулся на солнце. На какой-то вечно зеленой траве, которая и под двухнедельным снегом умудрилась остаться зеленой и сочной, прыгала сорока. Странная иностранная птица. Искала между нежными ростками хоть какое-нибудь зернышко. Лети лучше к тем кустам с ядовитыми лиловыми ягодами, а потом возвращайся в Россию, прямо так посреди его снежной зимы, вот удивится. Франция накинул на себя своё недеревенское пальто и как был в коротких еле по щиколотку штанах улёгся на газон перед самыми ступеньками. Восхитительный февраль. Это весна и лето и китайский Новый Год в одном флаконе. Лысые деревья и лужи между плитами дорожки – весна. Одуряющий плотный запах тепла – лето. А календарь еще только-только разрешил перестать поздравляться с наступившим две тысячи одиннадцатым. - Иди сюда, мальчишка, - не открывая глаз, зовет он Мэтью. Мэтью, выглянувший было из окна, исчезает и теперь появляется в дверях в здоровских вьетнамских тапках с красной полоской по подошве – высокий, широкоплечий, сонный и лохматый. Мэтью – родной, хороший, славный Матьё – навсегда останется лапушкой в длинной белой рубашке с жареной индюшачьей лапой в руке. Ну, маленький, вкусно же тебе было каждое Рождество. - Иди-иди, - в этом пальто Франсис завтра же появится в Париже. Где-нибудь в шикарном бутике будет подбирать туалетную воду в подарок. С деловым видом как бы походя и на себя разбрызгает какую-то невероятно дорогую брендовую вещь. Сейчас на спине пальто коричневые обломки прошлогодних листьев и высохшая земля. Где-нибудь под воротником обязательно останется крупица осеннего счастья и поедет вместе с ним в автобусе, будет путешествовать по офисам, ресторанам, клубам, площадям и укромным переулкам. Канада неловко мешком приземлился рядом. Под ним неласково и возмущенно хрустнула какая-то веточка. - Ты хочешь – мы поедем в Диснейленд? - Хочу, - потер близорукие и какие-то без очков уменьшившиеся узковатые глаза. Убрал дневной сон из красных влажных уголков. Франсис повернулся: голубая радужка на свету стала совсем светлой. Немного жутковато, такое ощущение, что это глаза глубокого старика, светлые ресницы ловили солнце. Он смотрел на своего любимого мальчика, который ему и за брата, и за сына, и за того, о ком вы подумали – за всех на свете, самый близкий человек, самый родной, самый любимый, самый-самый. Больше всего Франция боялся стать слишком старым для его мальчишки. Слишком, может быть, смешным, старомодным, каким-нибудь неуклюжим. Вот это настоящий кошмар, самая натуральная катастрофа. Никакие вечно молодые бесы, выглядывающие из дырки зрачков француза, не научат его быть современным. Так он навсегда и останется немного своеобразным (может быть, немного глуповатым), со своими особыми задвигами, такой какой есть и был и всегда будет. - Мне плевать, - обычно пожимал плечами и уютно зевал он. Немного выдающиеся вперед передние резцы и бледные веснушки на переносице никогда не позволят назвать его «мистер Уильямс».
Я не пошел на Апероланг, потому что вокруг меня пиздливые пидоры, а сам я? Сам я просто ссыкло, так и не набравшееся храбрости пойти на классную тусовку, патамуша там типа народу много незнакомого. Вашумать.