HAAALLEEEELUUU JAAAH
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Франция, Англия
Рейтинг: G
Часть 1
Часть 2
читать дальше— А знаешь... – хрипло прорывается мой голос, настолько резко, что я и сам пугаюсь. И голос у меня как у оперного певца. Может быть, меня кто-то озвучивает, а может, он у меня такой голос всегда и был. А я и не знал.
И только я хочу озвучить эту свою мысль, как мы вдруг оказываемся на вокзале. Я оглядываюсь. Все такое же черно-белое. Лионский вокзал, место, где, наверное, целуются больше, чем даже под Эйфелевой башней или на Монмартре. Все черно-белое, все вокруг хрипит и скрипит, поезда, люди, тележки носильщиков, вагоновожатые в платках. По ту сторону крошечного экрана телевизора установлена большая стеклянная полая линза, в которую налита вода – так видно лучше и четче. Вода только чистой должна быть – а не чай и даже не липовый отвар.
И вот я замечаю яркое пятно: платок ближайшего к нам вагоновожатого оказывается ярко-красным. Он покрашен вручную, на самой пленке, красными чернилами. Покрашен немного неровно, красные чернила слегка выходят за контур самого платка, но смотрится невероятно эффектно. Англия оборачивается ко мне, но на самом деле – смотрит на целующуюся за моей спиной парочку. Что же он молчит – интересно услышать и его певучий голос, подаренный каким-нибудь известным певцом. Французским или английским? Если французским, то у него должен быть акцент. Закусываю внутреннюю часть нижней губы и жду.
— Что? – наконец-то говорит он, но такая короткая реплика совсем не дает ничего разгадать.
— Что?.. – я ничего не понял.
— Ты начинал говорить, — британский. Певец был британцем. И голос у него очень похож на настоящий голос Англии. Как хорошо подобрали!
— Я... – что же я хотел? – А...
Никак не могу вспомнить.
Может быть...
Когда я начинал говорить, мы были еще на кладбище. Кажется, эта тема не предназначена для того, чтобы рассуждать о ней на живом Лионском вокзале с огромной африканской пальмой посерёд зала ожидания.
— А знаешь... – все-таки начинаю я. – Я подумал... Смотри, у меня есть Bretagne, Бретань, а ты – Grande Bretagne. Большая Бретань. ВеликоБретань. А моя Бретань так близко к тебе. И находится у меня там, где сердце, только справа. Во мне есть часть тебя.
Последняя фраза все испортила. Оказалась слишком сопливой и такой расхожей, ненатуральной. Англия сводит брови, и я понимаю, что он не слушал, а все так же смотрит на целующуюся за моей спиной парочку. Эта мысль, которую я носил с собой много лет, вдруг не попадает в цель, пролетает мимо. Я оглядываюсь по сторонам – неужели никто не слышал, никто не понял?! Хоть кто-нибудь? Хоть бы пожилой носильщик в красивой форме.
Но нет. Тогда я поворачиваюсь лицом к этой уже ненавистной мне парочке, становлюсь рядом с Англией и тоже на них смотрю. Невнятно объявляют отправление поезда, молодой человек отрывается от губ своей возлюбленной (теперь мы видим сырые дорожки слез на ее щеках) и скрывается в вагоне. Вывешивается в окно и хватает девушку за руки, перебирает ее пальцы, пока проводник запирает двери, в последний раз пожимает ее запястья, поезд трогается, им друг до друга уже не достать, так молодой человек и уезжает.
Артур смотрит на эту сцену с выражением глубокого безразличия на лице, но на самом деле прямо сейчас где-то глубоко внутри у него разрывается от рыданий Он Сам, всхлипывает, прижимает ладони к покрасневшим мокрым щекам.
Я вынимаю из кармана пальто белый платочек и протягиваю ему. Англия удивленно смотрит на него, на мою руку, на локоть, затем на плечо, на шею, останавливается взглядом на прядях волос, закрывающих уши, а дальше не поднимается.
— Это зачем? – спрашивает он.
— Потому что Большая Бретань где-то потеряла свою частичку.
По ту сторону экрана телевизора – презрительное фырканье.
Персонажи: Франция, Англия
Рейтинг: G
Часть 1
Часть 2
читать дальше— А знаешь... – хрипло прорывается мой голос, настолько резко, что я и сам пугаюсь. И голос у меня как у оперного певца. Может быть, меня кто-то озвучивает, а может, он у меня такой голос всегда и был. А я и не знал.
И только я хочу озвучить эту свою мысль, как мы вдруг оказываемся на вокзале. Я оглядываюсь. Все такое же черно-белое. Лионский вокзал, место, где, наверное, целуются больше, чем даже под Эйфелевой башней или на Монмартре. Все черно-белое, все вокруг хрипит и скрипит, поезда, люди, тележки носильщиков, вагоновожатые в платках. По ту сторону крошечного экрана телевизора установлена большая стеклянная полая линза, в которую налита вода – так видно лучше и четче. Вода только чистой должна быть – а не чай и даже не липовый отвар.
И вот я замечаю яркое пятно: платок ближайшего к нам вагоновожатого оказывается ярко-красным. Он покрашен вручную, на самой пленке, красными чернилами. Покрашен немного неровно, красные чернила слегка выходят за контур самого платка, но смотрится невероятно эффектно. Англия оборачивается ко мне, но на самом деле – смотрит на целующуюся за моей спиной парочку. Что же он молчит – интересно услышать и его певучий голос, подаренный каким-нибудь известным певцом. Французским или английским? Если французским, то у него должен быть акцент. Закусываю внутреннюю часть нижней губы и жду.
— Что? – наконец-то говорит он, но такая короткая реплика совсем не дает ничего разгадать.
— Что?.. – я ничего не понял.
— Ты начинал говорить, — британский. Певец был британцем. И голос у него очень похож на настоящий голос Англии. Как хорошо подобрали!
— Я... – что же я хотел? – А...
Никак не могу вспомнить.
Может быть...
Когда я начинал говорить, мы были еще на кладбище. Кажется, эта тема не предназначена для того, чтобы рассуждать о ней на живом Лионском вокзале с огромной африканской пальмой посерёд зала ожидания.
— А знаешь... – все-таки начинаю я. – Я подумал... Смотри, у меня есть Bretagne, Бретань, а ты – Grande Bretagne. Большая Бретань. ВеликоБретань. А моя Бретань так близко к тебе. И находится у меня там, где сердце, только справа. Во мне есть часть тебя.
Последняя фраза все испортила. Оказалась слишком сопливой и такой расхожей, ненатуральной. Англия сводит брови, и я понимаю, что он не слушал, а все так же смотрит на целующуюся за моей спиной парочку. Эта мысль, которую я носил с собой много лет, вдруг не попадает в цель, пролетает мимо. Я оглядываюсь по сторонам – неужели никто не слышал, никто не понял?! Хоть кто-нибудь? Хоть бы пожилой носильщик в красивой форме.
Но нет. Тогда я поворачиваюсь лицом к этой уже ненавистной мне парочке, становлюсь рядом с Англией и тоже на них смотрю. Невнятно объявляют отправление поезда, молодой человек отрывается от губ своей возлюбленной (теперь мы видим сырые дорожки слез на ее щеках) и скрывается в вагоне. Вывешивается в окно и хватает девушку за руки, перебирает ее пальцы, пока проводник запирает двери, в последний раз пожимает ее запястья, поезд трогается, им друг до друга уже не достать, так молодой человек и уезжает.
Артур смотрит на эту сцену с выражением глубокого безразличия на лице, но на самом деле прямо сейчас где-то глубоко внутри у него разрывается от рыданий Он Сам, всхлипывает, прижимает ладони к покрасневшим мокрым щекам.
Я вынимаю из кармана пальто белый платочек и протягиваю ему. Англия удивленно смотрит на него, на мою руку, на локоть, затем на плечо, на шею, останавливается взглядом на прядях волос, закрывающих уши, а дальше не поднимается.
— Это зачем? – спрашивает он.
— Потому что Большая Бретань где-то потеряла свою частичку.
По ту сторону экрана телевизора – презрительное фырканье.
@темы: Франсис, Фанфикшн Хеталия, ОТП
