281 слово в ту же трубу, что и предыдущие два
читать дальшеВ конце концов, когда Франсис наигрался уже со своим гробом и тот занял законное место на чердаке, француз совсем заскучал.
- Тебе нравится ZAZ? – спросил он у Англии, который прирос тогда к газете. Спешите видеть – удивительный симбиоз. Раз в неделю в доме Бонфуа-Керкленда появляется он – шуршащий огромными листами. Это что же это за бродшит такой, что не перешел на формат таблоида?
«Бродшит» звучит гадко. Слово пахнет дерьмом.
- Нет, а что это? – отвечает удивительный симбиоз.
- Ты любишь Бальзака?
- Нет.
- Постмодернизм?
- Ненавижу.
- Уличных актеров?
- Дерьмо.
- Современный театр?
- Бред.
- Дизайн центра Помпиду?
- Дрянь.
- Меня?
- Сдохни.
- Ты любишь детей?
Англия замирает, и внимательные строгие глаза блестят над газетой.
- Уже нет.
Это не дух противоречия. Ему действительно все вокруг не нравится. Не нравится то, не нравится это, это гадость, этот придурок, тот идиот, а ты, Франсис, самое знатное дерьмо из всех козлов, каких я только знал в своей долгой жизни. «Даже Америка?» «Даже он не отравлял мне жизнь настолько виртуозно, как это умеешь делать ты»
Своим существованием Франция подписал себе приговор: быть рядом с Артуром, очень близко, всего лишь через пролив тянуться тонкой рукой из Кале к холодному Дувру.
Англия, в свою очередь, всегда понимал: выделываться можно сколько угодно и перед кем угодно, но когда ты в полной жопе, сколько ни топай ногами, сколько ни хмурь важно брови – одна многозначительная усмешка на нервных губах (разбиты ли в кровь, в яркой ли помаде) и всё, раскрыт, повержен. Франция все всегда знает, слишком много чего понимает, не упускает возможности рассказать тебе же о твоих мучительных думах и намерениях.
В общем, Франсис – такая заноза.
Но их совместное проживание в небольшом загородном шато – не обязаловка.