HAAALLEEEELUUU JAAAH
Название: Когда заканчиваются слова, начинается музыка
Авторы: New French English France и Chernaya_babochka
Бета: ворд и собственная безграмотность в двойном размере
Фендом: APH
Пейринг: Англия/Австрия
Размер: мини?
Рейтинг: максимум PG-13
Дисклеймер: персонажи не наши, поигрались и положили на место)
читать дальше
читать дальше
читать дальше
Шекспир, 128 сонет в переводе С.И. Турухтанова
Лишь только ты, души аккорд прелестный,
Коснешься полированного древа
И дрогнут пальцы тонкие несмело,
И я услышу вновь мотив известный,
Как, к черно-белым клавишам ревнуя,
Что могут целовать твои персты,
Уста, лелея смелые мечты,
Зардеют в ожиданьи поцелуя.
Они со звучным деревом местами
Готовы обменяться в тот же миг,
Поскольку сами клавикорды стали
Под ласками живее губ живых.
А если не судьба, отдай, прошу я,
Им - пальцы, мне - уста для поцелуя.
обоснуйВ 1931 году, когда в Австрии разразился банковский кризис, Англия помогла, предоставив займ.
«Хищники грызутся»
ЛОНДОН, 17 июня. (Соб. инф.). Парижский корреспондент консервативной "Морнинг пост" сообщает, что известие о предоставлении Английским банком Австрии займа в 150 млн. шиллингов произвело в Париже действие взорвавшейся бомбы.
В Париже ожидали, что решающую роль в предоставлении кредитов Австрии будет играть Франция, и во французском министерстве иностранных дел уже поздравляли друг друга
Корреспондент подчеркивает, что разочарование французского правительства велико, ибо другая держава выхватывает у него из рук добычу.
("Правда" 21 июня 1931 года)
Авторы: New French English France и Chernaya_babochka
Бета: ворд и собственная безграмотность в двойном размере
Фендом: APH
Пейринг: Англия/Австрия
Размер: мини?
Рейтинг: максимум PG-13
Дисклеймер: персонажи не наши, поигрались и положили на место)
музыка, которую играл Австрия
читать дальше
Дзыньк! Чашка покатилась по полу, расплескивая крепкий черный кофе. Австрия обреченно закрыл лицо руками: перед глазами всё плыло, в голове шумело, а тело было ватным от слабости. Он надеялся, что хотя бы кофе немного поможет, но не смог даже донести чашку до рта. Хорошо она не разбилась: жаль было бы сервиз, пусть он и не парадный, но всё-таки старинная работа, память. Память… наверное, единственное, что у него осталось.
Родерих сделал глубокий вдох и выпрямился. Аристократу не пристало показывать слабость, даже самому себе. Слегка пошатываясь, он пошел в библиотеку. На кухне всё равно делать было нечего: последнее яблоко Австрия съел позавчера, а переводить драгоценный кофе на то, чтобы проливать его на пол, не собирался. Следовало бы сходить за продуктами, но ни сил, ни, что более важно, денег не было. Родерих смутно помнил, будто Франсис обещал придти помочь то ли несколько дней, то ли несколько недель назад. Но его до сих пор не было, а сил оставалось всё меньше.
В библиотеке царил полумрак: тяжелые шторы с трудом пропускали утренний свет, а темное дерево, преобладающее в обстановке, ситуацию не улучшало. Родерих опустился в резное кресло, стоящее во главе стола. Хотелось есть и еще немного спать, но вместо этого Эдельштайн повернул выключатель радиоприемника, расположившегося на ближайшей полке.
- Положение продолжает оставаться тяжелым, если в ближайшее время кредит не будет предоставлен, Австрия рискует…
Родерих раздраженно повернул выключатель обратно. Каждый день одно и тоже, если только не становится хуже. С тех пор как у Альфреда началась депрессия, несладко приходилось всем, но в последнее время Австрия чувствовал себя особенно паршиво. Он до сих пор не пришел в себя после войны, слишком тяжелой для него она стала, слишком много крови выпила. Родерих помассировал виски: воспоминания часто преследовали его, съедали изнутри. В любой другой ситуации Эдельштайн просто пошел бы к роялю или взял скрипку, но от голода и слабости руки не слушались и дрожали. Он не мог играть уже неделю. Пожалуй, самую мучительную неделю в своей жизни: не прикасаться к клавишам и струнам, не растворяться в чарующих звуках, рождаемых твоими собственными пальцами. Эта пытка была сильнее голода, сильнее слабости и кризиса, её вызвавшего. Не играть. Не чувствовать. Не жить.
… Конечно, были патефоны, эти чудо-устройства стояли у Австрии чуть ли не в каждой комнате. Вот и сейчас он покрутил ручку и опустил иголку. Бах - именно то, что ему нужно, только может ли искусная подделка заменить живую музыку для того, кто уже почти стал с ней единым целым?
Родерих прикрыл глаза, пытаясь раствориться в звуках и не обращать внимания на хрипы, издаваемые патефоном. Из хрупкого равновесия его вывел дверной звонок. «Франсис?» Сил не было, но Австрия всё-таки заставил себя подняться, поправить шейный платок и дойти до двери. Вот только того, кого он там увидел, Родерих точно не ждал. На пороге стоял Англия.
В строгом костюме, с пузатым кожаным портфелем в руках. Стоял и ухмылялся, пристально разглядывая синяки под глазами Австрии, осунувшееся лицо – успел даже заглянуть внутрь дома. Хотя что там. Ничего не изменилось. Ты же удавишься антиквариат с фарфором продать, да, Австрия?
- Классный шанс поставить очкарика на колени!! – заорал Пруссия и сильно ударил кулаком по столу.
- Конечно! Это же я – я стану для Родериха Иисусом Христом. «Встань и иди» - «Получи кредит и будь паинькой…» - Франция пригубил вина.
- Звучит пошло, - откомментировал Испания.
Раздражающая компания.
Не думал Англия помогать – самому туго – да уж больно возможность хорошая. Шикарный, шикарный шанс обойти дурака-Францию. Посмотреть бы на эту растерянную рожу, когда его помощь уже будет не нужна. Допрыгался, галльский петух! Самоуверенная личинка комара.
- Добрый вечер, - важно быть вежливым. – Ты похож на смерть, Родерих. Плохо, когда нет денег.
Да он недолго и думал над этим. Просто в один прекрасный момент услышал радостный голос Франсиса и его дружков. Потом вышел из того ресторана, поехал к премьер-министру, убедил его выписать чек, взял с собой этот самый пузатый кожаный портфель (аккуратно положив в него чек) и отправился в гости. Без предупреждения в гости, конечно, нехорошо, но и повод значительный. Думается, не выгонят его взашей, когда узнают о содержимом портфеля. Глядишь, и на чай еще пригласят.
Почему молчит Родерих? Впрочем, он всегда был тормозом. Есть люди, которые, когда не знают, что сказать (или, предположим, просто не въезжают в смысл сказанного), опускают взгляд с полуулыбкой, пушистые ресницы слегка подрагивают… Таким всегда был Австрия. «Мы поведем войска через Нидерланды!» - и этот соблазнительный прищур в ответ.
Артур начинал терять терпение.
Родерих осмотрел Англию с ног до головы: строгий костюм, большой портфель, ещё и говорит что-то, слова до затуманенного сознания доходили с трудом
- Что тебе нужно, Артур?
- Я принес... лекарство. Впустишь доктора? - Англия сделал шаг вперед, собираясь войти внутрь.
- Цианистый калий? Мне хватило бы и нескольких капель, не стоило себя утруждать и нести его в таких количествах. Но если ты настаиваешь, можешь составить мне компанию. - Родерих посторонился, пропуская нежданного гостя в дом.
- Конечно-конечно. Давай вместе покончим с собой, как это пытались сделать мои милые мальчики... Альфред и Мэтью. Года два назад, - уточнил Артур, когда до Австрии не дошло, кого это назвали милыми мальчиками.
Прошел и остановился, еще раз оглядывая обстановку: в комнате царил идеальный порядок, разве что пыль белела на лакированных поверхностях буфета, серванта и стола без скатерти.
- Кофе? К нему очень подходит привкус миндаля, или ты предпочитаешь пить подобное с подобным? Тогда я сделаю чай. - Родерих проводил Артура в гостиную, радуясь, что тому не пришло в голову идти на кухню, где на полу до сих пор оставались преступные следы недавней слабости.
- Только без сладкого. Иначе весь мой дьявольский замысел провалится.
- Не переживай, я всё равно не собирался его предлагать.
Родерих развернулся и направился на кухню, теперь главное было постараться ничего не разбить.
- Почему вдруг? Потому что ты меня не перевариваешь или... может быть, потому, что у тебя ничего нет?..
Австрия остановился на середине шага, разум подсказывал, что лучше было бы признаться, но вот гордость...
- Потому что ты не способен оценить вкус венских сладостей. С твоими-то кулинарными способностями.
Англия засмеялся.
- О боже, Родерих!
Он еще немного тоненько похихикал, а потом посерьезнел:
- Сколько дней ты не ел? Каков уровень безработицы в Австрии? Что ты думаешь с этим делать?
Гордость, гордость... бич аристократов...
- Тебя это не касается, я сам способен разобраться со своими проблемами. - И с чуть заметной усмешкой добавил, - да и Франсис обещал зайти, думаю, он скоро будет здесь.
- Парижский парламент уже праздновал удачный акт помощи утопающему, ты знаешь? Как будто они уже отдали последнюю рубашку самому захудалому австрийскому бродяге. Какие молодцы, правда? А сколько времени назад он обещал зайти? - он глянул на часы. - Месяца два назад? А ты все ждешь, наивный.
Дурнота накатила резко, в глазах поплыло и Австрия покачнулся, вынужденный ухватиться за стену, чтобы не упасть. Перевести дыхание и ответить, не показывать свою слабость ещё больше.
- У меня нет оснований не верить ему. Зато есть основание не верить тому, что говоришь о нём ты.
- Нет оснований... Почему? Нет, серьезно - почему? И почему это ты мне не веришь? Когда я врал?
Он поставил портфель себе на колени и похлопал по его гладкому боку ладонью.
- Когда там придет Франция... Нет нужды умирать с голоду, если помощь так близко.
- Ты ненавидишь его, - Родерих смотрел на портфель, словно только сейчас его заметил: это же не то, о чем он подумал? С чего бы Англии помогать ему? Это точно какая-нибудь дурацкая шутка. - О чём... о чём ты говоришь?
- Знаешь, что в портфеле? А знаешь, что я хочу взамен? А знаешь... - Англия гадко сощурился, рассматривая лицо Австрии. Будто он не пил с неделю, и тут ему показали фляжку. Хотя он даже не знает, есть ли в ней вода.
- Я... - голос не слушался. Он поверил, Австрия сам не знал почему, может из-за этой гадостной гримасы, может из-за удовольствия, большими буквами написанного на лице Англии. - Зачем?
- О-о-о. Зачем, спрашиваешь? Игра стоит свеч. Ты уверен, что Франция поможет тебе безвозмездно?
- Я похож на идиота? Он хотел увеличить свой сектор в моей экономике.
- Да он ангел!
Родерих пожал плечами
Родерих сделал глубокий вдох и выпрямился. Аристократу не пристало показывать слабость, даже самому себе. Слегка пошатываясь, он пошел в библиотеку. На кухне всё равно делать было нечего: последнее яблоко Австрия съел позавчера, а переводить драгоценный кофе на то, чтобы проливать его на пол, не собирался. Следовало бы сходить за продуктами, но ни сил, ни, что более важно, денег не было. Родерих смутно помнил, будто Франсис обещал придти помочь то ли несколько дней, то ли несколько недель назад. Но его до сих пор не было, а сил оставалось всё меньше.
В библиотеке царил полумрак: тяжелые шторы с трудом пропускали утренний свет, а темное дерево, преобладающее в обстановке, ситуацию не улучшало. Родерих опустился в резное кресло, стоящее во главе стола. Хотелось есть и еще немного спать, но вместо этого Эдельштайн повернул выключатель радиоприемника, расположившегося на ближайшей полке.
- Положение продолжает оставаться тяжелым, если в ближайшее время кредит не будет предоставлен, Австрия рискует…
Родерих раздраженно повернул выключатель обратно. Каждый день одно и тоже, если только не становится хуже. С тех пор как у Альфреда началась депрессия, несладко приходилось всем, но в последнее время Австрия чувствовал себя особенно паршиво. Он до сих пор не пришел в себя после войны, слишком тяжелой для него она стала, слишком много крови выпила. Родерих помассировал виски: воспоминания часто преследовали его, съедали изнутри. В любой другой ситуации Эдельштайн просто пошел бы к роялю или взял скрипку, но от голода и слабости руки не слушались и дрожали. Он не мог играть уже неделю. Пожалуй, самую мучительную неделю в своей жизни: не прикасаться к клавишам и струнам, не растворяться в чарующих звуках, рождаемых твоими собственными пальцами. Эта пытка была сильнее голода, сильнее слабости и кризиса, её вызвавшего. Не играть. Не чувствовать. Не жить.
… Конечно, были патефоны, эти чудо-устройства стояли у Австрии чуть ли не в каждой комнате. Вот и сейчас он покрутил ручку и опустил иголку. Бах - именно то, что ему нужно, только может ли искусная подделка заменить живую музыку для того, кто уже почти стал с ней единым целым?
Родерих прикрыл глаза, пытаясь раствориться в звуках и не обращать внимания на хрипы, издаваемые патефоном. Из хрупкого равновесия его вывел дверной звонок. «Франсис?» Сил не было, но Австрия всё-таки заставил себя подняться, поправить шейный платок и дойти до двери. Вот только того, кого он там увидел, Родерих точно не ждал. На пороге стоял Англия.
В строгом костюме, с пузатым кожаным портфелем в руках. Стоял и ухмылялся, пристально разглядывая синяки под глазами Австрии, осунувшееся лицо – успел даже заглянуть внутрь дома. Хотя что там. Ничего не изменилось. Ты же удавишься антиквариат с фарфором продать, да, Австрия?
- Классный шанс поставить очкарика на колени!! – заорал Пруссия и сильно ударил кулаком по столу.
- Конечно! Это же я – я стану для Родериха Иисусом Христом. «Встань и иди» - «Получи кредит и будь паинькой…» - Франция пригубил вина.
- Звучит пошло, - откомментировал Испания.
Раздражающая компания.
Не думал Англия помогать – самому туго – да уж больно возможность хорошая. Шикарный, шикарный шанс обойти дурака-Францию. Посмотреть бы на эту растерянную рожу, когда его помощь уже будет не нужна. Допрыгался, галльский петух! Самоуверенная личинка комара.
- Добрый вечер, - важно быть вежливым. – Ты похож на смерть, Родерих. Плохо, когда нет денег.
Да он недолго и думал над этим. Просто в один прекрасный момент услышал радостный голос Франсиса и его дружков. Потом вышел из того ресторана, поехал к премьер-министру, убедил его выписать чек, взял с собой этот самый пузатый кожаный портфель (аккуратно положив в него чек) и отправился в гости. Без предупреждения в гости, конечно, нехорошо, но и повод значительный. Думается, не выгонят его взашей, когда узнают о содержимом портфеля. Глядишь, и на чай еще пригласят.
Почему молчит Родерих? Впрочем, он всегда был тормозом. Есть люди, которые, когда не знают, что сказать (или, предположим, просто не въезжают в смысл сказанного), опускают взгляд с полуулыбкой, пушистые ресницы слегка подрагивают… Таким всегда был Австрия. «Мы поведем войска через Нидерланды!» - и этот соблазнительный прищур в ответ.
Артур начинал терять терпение.
Родерих осмотрел Англию с ног до головы: строгий костюм, большой портфель, ещё и говорит что-то, слова до затуманенного сознания доходили с трудом
- Что тебе нужно, Артур?
- Я принес... лекарство. Впустишь доктора? - Англия сделал шаг вперед, собираясь войти внутрь.
- Цианистый калий? Мне хватило бы и нескольких капель, не стоило себя утруждать и нести его в таких количествах. Но если ты настаиваешь, можешь составить мне компанию. - Родерих посторонился, пропуская нежданного гостя в дом.
- Конечно-конечно. Давай вместе покончим с собой, как это пытались сделать мои милые мальчики... Альфред и Мэтью. Года два назад, - уточнил Артур, когда до Австрии не дошло, кого это назвали милыми мальчиками.
Прошел и остановился, еще раз оглядывая обстановку: в комнате царил идеальный порядок, разве что пыль белела на лакированных поверхностях буфета, серванта и стола без скатерти.
- Кофе? К нему очень подходит привкус миндаля, или ты предпочитаешь пить подобное с подобным? Тогда я сделаю чай. - Родерих проводил Артура в гостиную, радуясь, что тому не пришло в голову идти на кухню, где на полу до сих пор оставались преступные следы недавней слабости.
- Только без сладкого. Иначе весь мой дьявольский замысел провалится.
- Не переживай, я всё равно не собирался его предлагать.
Родерих развернулся и направился на кухню, теперь главное было постараться ничего не разбить.
- Почему вдруг? Потому что ты меня не перевариваешь или... может быть, потому, что у тебя ничего нет?..
Австрия остановился на середине шага, разум подсказывал, что лучше было бы признаться, но вот гордость...
- Потому что ты не способен оценить вкус венских сладостей. С твоими-то кулинарными способностями.
Англия засмеялся.
- О боже, Родерих!
Он еще немного тоненько похихикал, а потом посерьезнел:
- Сколько дней ты не ел? Каков уровень безработицы в Австрии? Что ты думаешь с этим делать?
Гордость, гордость... бич аристократов...
- Тебя это не касается, я сам способен разобраться со своими проблемами. - И с чуть заметной усмешкой добавил, - да и Франсис обещал зайти, думаю, он скоро будет здесь.
- Парижский парламент уже праздновал удачный акт помощи утопающему, ты знаешь? Как будто они уже отдали последнюю рубашку самому захудалому австрийскому бродяге. Какие молодцы, правда? А сколько времени назад он обещал зайти? - он глянул на часы. - Месяца два назад? А ты все ждешь, наивный.
Дурнота накатила резко, в глазах поплыло и Австрия покачнулся, вынужденный ухватиться за стену, чтобы не упасть. Перевести дыхание и ответить, не показывать свою слабость ещё больше.
- У меня нет оснований не верить ему. Зато есть основание не верить тому, что говоришь о нём ты.
- Нет оснований... Почему? Нет, серьезно - почему? И почему это ты мне не веришь? Когда я врал?
Он поставил портфель себе на колени и похлопал по его гладкому боку ладонью.
- Когда там придет Франция... Нет нужды умирать с голоду, если помощь так близко.
- Ты ненавидишь его, - Родерих смотрел на портфель, словно только сейчас его заметил: это же не то, о чем он подумал? С чего бы Англии помогать ему? Это точно какая-нибудь дурацкая шутка. - О чём... о чём ты говоришь?
- Знаешь, что в портфеле? А знаешь, что я хочу взамен? А знаешь... - Англия гадко сощурился, рассматривая лицо Австрии. Будто он не пил с неделю, и тут ему показали фляжку. Хотя он даже не знает, есть ли в ней вода.
- Я... - голос не слушался. Он поверил, Австрия сам не знал почему, может из-за этой гадостной гримасы, может из-за удовольствия, большими буквами написанного на лице Англии. - Зачем?
- О-о-о. Зачем, спрашиваешь? Игра стоит свеч. Ты уверен, что Франция поможет тебе безвозмездно?
- Я похож на идиота? Он хотел увеличить свой сектор в моей экономике.
- Да он ангел!
Родерих пожал плечами
читать дальше
- Ты видишь подвох там, где его нет.
- А ты не видишь его там, где Франсис и его тупые товарищи.
- О чём ты? - Ему кажется, или он уже говорил это?
- О, нет. Спаси меня Господь, я не стану наговаривать на святых людей. Я мог ошибиться! Дьявол мог подменить их речи и вложить мне в уши мерзость. Они вовсе не говорили... - он вдруг замолчал. Не стал заканчивать и встал, и взял портфель. - Спасибо, чай был очень вкусным. Даром что остался на кухне...
- Подожди!.. - Родерих никогда не думал, что его голос может звучать так истерично, как у девчонки... Как же стыдно, но ему было слишком плохо, к горлу подкатывал приступ голодной дурноты. Если Артур сейчас уйдет... неизвестно что будет дальше. Ему нужны эти деньги, его людям нужны эти деньги, а гордость может и подождать. - П-прости, - слова давались с трудом, - я не хотел тебя обидеть. Не уходи. Пожалуйста.
- Быстро же! - Артур тут же снова уселся на диван. - Итак?..
Он поднял брови, ожидая, что Родерих скажет главное.
- Что ты хочешь за это? - Австрия кивком указал на портфель.
- Ты мне будешь "обязан". Если ты, конечно, понимаешь, о чем я.
- Я... - как будто у него был выбор, чертов кризис, чертов голод, чертов Артур с его намёками. - Хорошо.
Когда за Артуром закрылась дверь, Родерих обессиленно сполз по стене на пол, держа в руке спасительный чек. Эдельштайн сжал его сильнее, видимо опасаясь, что тот исчезнет и гоня от себя мысль о том, чем ему придется расплачиваться за эту неожиданную помощь. Подняв руку, Австрия из последних сил рванул шейный платок – воздуха не хватало. Следовало бы отнести чек главе республики и, наконец, купить что-нибудь поесть. Но вместо этого хотелось включить какой-нибудь из дурацких патефонов, свернуться клубочком и представить, что последних 20 лет не было, и он по-прежнему одна из сильнейших держав. Тогда никому бы в голову не пришло придти к нему с подобным предложением, а сейчас Родериху оставалось только согласиться.
Чертов Артур; нет, Австрия не был настолько наивен, чтобы предполагать, что Франсис не потребовал бы чего-нибудь ещё кроме увеличения экономического сектора, но… Это же Франция, и все страны Европы уже давно привыкли и научились отбиваться от его домогательств. Так… обычное повседневное действие, как умывание и чтение перед сном. А теперь он «обязан» Англии, и ещё неизвестно чего тот потребует.
Собрав волю в кулак, Родерих всё-таки заставил себя встать, привести одежду в порядок, убрать чек во внутренний карман и выйти на улицу. Снаружи был прекрасный летний вечер, по нагретым теплым улицам сновали люди. Если не знать, какие они испытывают трудности, догадаться об этом невозможно, не заглянув им в глаза: усталые и обреченные. Австрия вдохнул аромат свежесваренного кофе, доносившийся из кофейни напротив, и направился к боссу. Он больше не позволит своим людям страдать. Если ему удастся сделать их жизнь хотя бы немного легче, что ж, Родерих был готов платить, чего бы там не собирался просить Артур.
С визита Англии прошло несколько дней, жизнь начинала медленно входить в привычную колею. На кухне снова появился кофе и свежий хрустящий хлеб, в одной из хрустальных вазочек лежала горка фигурных, рассыпчатых печеньиц, дожидающихся прихода Артура. В доме опять стала слышна музыка, настоящая, живая музыка, а не её жалкое подобие. Родериху всё ещё было трудно держать скрипку, поэтому приходилось обходиться только лишь роялем, но и это было огромным достижением по сравнению с недавним прошлым. Эдельштайн всё свободное время проводил в музыкальное комнате, да что уж там, он практически жил в ней, перенеся из библиотеки любимые книги и изредка выбираясь на кухню. Музыка… она успокаивала, прогоняла прочь тревожные мысли и дурные предчувствия, дарила покой, позволяла не обращать внимания на не очень хорошее самочувствие. Ведь как бы ни был велик кредит, всё-таки он не мог решить все проблемы. А ещё Родерих отчаянно старался не думать, что вот завтра придет Артур и потребует вернуть «долг»: какую-нибудь безумную вещь, которую ему придется отдать или выполнить. Но время шло, дни складывались в недели, печенья в вазочке сменялись пирожными и кусочками пирога, а Англия не появлялся. И Австрия в глубине души начал надеяться, что Кёркленд забыл про него.
- Ты мне за это заплатишь! – истерично взвизгнул Франция, хлопнул ладонью по журнальному столику и вскочил на ноги.
- Мне нет необходимости платить тебе – ведь я уже заплатил Австрии, - отхлебнув чаю, Артур улыбнулся. А когда Франсис вылетел из кабинета, и вовсе хихикнул.
Весьма и весьма удачно.
- Ты не сможешь правильно использовать Родериха, - снова появился Франция с торжествующей ухмылкой на губах.
- Я уже придумал, как.
- Что ж, удачи!
Франция окончательно ушел, шарахнув дверью.
Артур действительно все продумал. На самом деле, он все продумал, еще тогда, когда шел к Австрии «в гости» в первый раз.
Англия разделил кампанию на периоды. Переиначил план Германии в Первой Мировой войне, в котором на завоевание каждой страны отводилось строгое количество дней. Таким образом, ровно месяц он дал Австрии на то, чтобы прийти в себя, снова нанять домработницу и немного подзабыть о данном обещании. Это самое пикантное во всем плане Англии: нагрянуть через месяц и напомнить о себе. Не в бровь, а в глаз. Поражение на всех фронтах. Да! Замечательная идея. Все-таки, Артур не такой профан в стратегическом планировании, как можно было подумать.
- Добрый вечер… Родерих.
Итак, время собирать урожай. Когда телефонистка соединила его с Австрией, он весь дрожал от предвкушения.
- Я бы хотел зайти… Я уже в Вене, - Артур из последних сил старался сохранить твердость в голосе. Как только он повесил трубку, Англия радостно рассмеялся. Давно он не ощущал себя так легко. Давно. Он. Не. Делал. Гадостей.
И вот Артур перед домом Австрии. Решил, что звонить в дверь не будет, а просто тихо-тихо постучит. Если Родерих откроет сразу, значит, весь день был на иголках после телефонного разговора. Если же не услышит – ну… значит, просто старается не выдать своего беспокойства.
-Тик-так, тик-так.
Звук настенных часов был единственным, нарушавшим тишину в холле. Родерих повесил трубку пять минут назад и всё это время стоял и просто смотрел на телефон, словно тот был каким-то смертельно опасным животным. Он почти поверил... Почти забыл о своем "долге". Почти... какое же мерзкое слово! И вот теперь все мысли и сомнения, так тщательно гонимые прочь весь этот месяц, вернулись, чтобы поглотить его. "Чего он попросит? Денег? Слишком банально... Земли? Протекторат? Монополию на внутреннем или внешнем рынке? Или, может быть, что-нибудь из культурных ценностей? Рукописи, картины? Что? Что??? ЧТО ЖЕ ЕМУ НУЖНО???!!!" Австрия сжал кулаки и почти ударил по стене, сумев сдержать себя лишь в последний момент. Нельзя показывать Артуру, как он волнуется, демонстрировать свою слабость в подобной ситуации непозволительно. Следует занять себя чем-нибудь. Поставить чайник, достать чашки из старинного сервиза, ни в коем случае не от парадного, но и не из повседневного. Найти купленный ещё месяц назад пакетик с черным чаем одного из лучших сортов, не забыть про пирожные. Проверить, везде ли вытерта пыль, собрать ноты и книги в музыкальной комнате. И НЕ ДУМАТЬ. Не вслушиваться в каждый шорох в коридоре, не смотреть на часы через каждые пять минут. Не... стук в дверь раздался, когда Австрия в очередной раз (пятый, шестой, десятый?) ставил кипятиться чайник. Звук показался оглушительным, хотя и был на самом деле очень тихим. Руки затряслись, но удивительное дело: всё его беспокойство и волнение тут же словно ушли под тонкую корку спокойствия. Очень хрупкую и непрочную. Мысленно вздохнув и на ходу поправляя манжеты, Родерих отправился открывать.
- А ты не видишь его там, где Франсис и его тупые товарищи.
- О чём ты? - Ему кажется, или он уже говорил это?
- О, нет. Спаси меня Господь, я не стану наговаривать на святых людей. Я мог ошибиться! Дьявол мог подменить их речи и вложить мне в уши мерзость. Они вовсе не говорили... - он вдруг замолчал. Не стал заканчивать и встал, и взял портфель. - Спасибо, чай был очень вкусным. Даром что остался на кухне...
- Подожди!.. - Родерих никогда не думал, что его голос может звучать так истерично, как у девчонки... Как же стыдно, но ему было слишком плохо, к горлу подкатывал приступ голодной дурноты. Если Артур сейчас уйдет... неизвестно что будет дальше. Ему нужны эти деньги, его людям нужны эти деньги, а гордость может и подождать. - П-прости, - слова давались с трудом, - я не хотел тебя обидеть. Не уходи. Пожалуйста.
- Быстро же! - Артур тут же снова уселся на диван. - Итак?..
Он поднял брови, ожидая, что Родерих скажет главное.
- Что ты хочешь за это? - Австрия кивком указал на портфель.
- Ты мне будешь "обязан". Если ты, конечно, понимаешь, о чем я.
- Я... - как будто у него был выбор, чертов кризис, чертов голод, чертов Артур с его намёками. - Хорошо.
Когда за Артуром закрылась дверь, Родерих обессиленно сполз по стене на пол, держа в руке спасительный чек. Эдельштайн сжал его сильнее, видимо опасаясь, что тот исчезнет и гоня от себя мысль о том, чем ему придется расплачиваться за эту неожиданную помощь. Подняв руку, Австрия из последних сил рванул шейный платок – воздуха не хватало. Следовало бы отнести чек главе республики и, наконец, купить что-нибудь поесть. Но вместо этого хотелось включить какой-нибудь из дурацких патефонов, свернуться клубочком и представить, что последних 20 лет не было, и он по-прежнему одна из сильнейших держав. Тогда никому бы в голову не пришло придти к нему с подобным предложением, а сейчас Родериху оставалось только согласиться.
Чертов Артур; нет, Австрия не был настолько наивен, чтобы предполагать, что Франсис не потребовал бы чего-нибудь ещё кроме увеличения экономического сектора, но… Это же Франция, и все страны Европы уже давно привыкли и научились отбиваться от его домогательств. Так… обычное повседневное действие, как умывание и чтение перед сном. А теперь он «обязан» Англии, и ещё неизвестно чего тот потребует.
Собрав волю в кулак, Родерих всё-таки заставил себя встать, привести одежду в порядок, убрать чек во внутренний карман и выйти на улицу. Снаружи был прекрасный летний вечер, по нагретым теплым улицам сновали люди. Если не знать, какие они испытывают трудности, догадаться об этом невозможно, не заглянув им в глаза: усталые и обреченные. Австрия вдохнул аромат свежесваренного кофе, доносившийся из кофейни напротив, и направился к боссу. Он больше не позволит своим людям страдать. Если ему удастся сделать их жизнь хотя бы немного легче, что ж, Родерих был готов платить, чего бы там не собирался просить Артур.
С визита Англии прошло несколько дней, жизнь начинала медленно входить в привычную колею. На кухне снова появился кофе и свежий хрустящий хлеб, в одной из хрустальных вазочек лежала горка фигурных, рассыпчатых печеньиц, дожидающихся прихода Артура. В доме опять стала слышна музыка, настоящая, живая музыка, а не её жалкое подобие. Родериху всё ещё было трудно держать скрипку, поэтому приходилось обходиться только лишь роялем, но и это было огромным достижением по сравнению с недавним прошлым. Эдельштайн всё свободное время проводил в музыкальное комнате, да что уж там, он практически жил в ней, перенеся из библиотеки любимые книги и изредка выбираясь на кухню. Музыка… она успокаивала, прогоняла прочь тревожные мысли и дурные предчувствия, дарила покой, позволяла не обращать внимания на не очень хорошее самочувствие. Ведь как бы ни был велик кредит, всё-таки он не мог решить все проблемы. А ещё Родерих отчаянно старался не думать, что вот завтра придет Артур и потребует вернуть «долг»: какую-нибудь безумную вещь, которую ему придется отдать или выполнить. Но время шло, дни складывались в недели, печенья в вазочке сменялись пирожными и кусочками пирога, а Англия не появлялся. И Австрия в глубине души начал надеяться, что Кёркленд забыл про него.
- Ты мне за это заплатишь! – истерично взвизгнул Франция, хлопнул ладонью по журнальному столику и вскочил на ноги.
- Мне нет необходимости платить тебе – ведь я уже заплатил Австрии, - отхлебнув чаю, Артур улыбнулся. А когда Франсис вылетел из кабинета, и вовсе хихикнул.
Весьма и весьма удачно.
- Ты не сможешь правильно использовать Родериха, - снова появился Франция с торжествующей ухмылкой на губах.
- Я уже придумал, как.
- Что ж, удачи!
Франция окончательно ушел, шарахнув дверью.
Артур действительно все продумал. На самом деле, он все продумал, еще тогда, когда шел к Австрии «в гости» в первый раз.
Англия разделил кампанию на периоды. Переиначил план Германии в Первой Мировой войне, в котором на завоевание каждой страны отводилось строгое количество дней. Таким образом, ровно месяц он дал Австрии на то, чтобы прийти в себя, снова нанять домработницу и немного подзабыть о данном обещании. Это самое пикантное во всем плане Англии: нагрянуть через месяц и напомнить о себе. Не в бровь, а в глаз. Поражение на всех фронтах. Да! Замечательная идея. Все-таки, Артур не такой профан в стратегическом планировании, как можно было подумать.
- Добрый вечер… Родерих.
Итак, время собирать урожай. Когда телефонистка соединила его с Австрией, он весь дрожал от предвкушения.
- Я бы хотел зайти… Я уже в Вене, - Артур из последних сил старался сохранить твердость в голосе. Как только он повесил трубку, Англия радостно рассмеялся. Давно он не ощущал себя так легко. Давно. Он. Не. Делал. Гадостей.
И вот Артур перед домом Австрии. Решил, что звонить в дверь не будет, а просто тихо-тихо постучит. Если Родерих откроет сразу, значит, весь день был на иголках после телефонного разговора. Если же не услышит – ну… значит, просто старается не выдать своего беспокойства.
-Тик-так, тик-так.
Звук настенных часов был единственным, нарушавшим тишину в холле. Родерих повесил трубку пять минут назад и всё это время стоял и просто смотрел на телефон, словно тот был каким-то смертельно опасным животным. Он почти поверил... Почти забыл о своем "долге". Почти... какое же мерзкое слово! И вот теперь все мысли и сомнения, так тщательно гонимые прочь весь этот месяц, вернулись, чтобы поглотить его. "Чего он попросит? Денег? Слишком банально... Земли? Протекторат? Монополию на внутреннем или внешнем рынке? Или, может быть, что-нибудь из культурных ценностей? Рукописи, картины? Что? Что??? ЧТО ЖЕ ЕМУ НУЖНО???!!!" Австрия сжал кулаки и почти ударил по стене, сумев сдержать себя лишь в последний момент. Нельзя показывать Артуру, как он волнуется, демонстрировать свою слабость в подобной ситуации непозволительно. Следует занять себя чем-нибудь. Поставить чайник, достать чашки из старинного сервиза, ни в коем случае не от парадного, но и не из повседневного. Найти купленный ещё месяц назад пакетик с черным чаем одного из лучших сортов, не забыть про пирожные. Проверить, везде ли вытерта пыль, собрать ноты и книги в музыкальной комнате. И НЕ ДУМАТЬ. Не вслушиваться в каждый шорох в коридоре, не смотреть на часы через каждые пять минут. Не... стук в дверь раздался, когда Австрия в очередной раз (пятый, шестой, десятый?) ставил кипятиться чайник. Звук показался оглушительным, хотя и был на самом деле очень тихим. Руки затряслись, но удивительное дело: всё его беспокойство и волнение тут же словно ушли под тонкую корку спокойствия. Очень хрупкую и непрочную. Мысленно вздохнув и на ходу поправляя манжеты, Родерих отправился открывать.
читать дальше
"Какая скорость", - иронично отметил про себя Англия, когда Австрия почти тут же отворил дверь.
Он выглядел спокойным.
- Добрый вечер, Артур, - как ни странно, ровный, вежливый тон давался без особых усилий. - Заходи.
Родерих посторонился, пропуская Артура в дом
Почти дежа-вю, только манжеты австрийца снова стали пышными и праздничными, а дом вновь начал казаться обжитым, а не заброшенным, как это было раньше.
- Добрый вечер, - деловито ответил Артур и прошел внутрь. Остановился посреди салона, огляделся с видом агента недвижимости, чем здорово напугал Австрию.
- Не угостишь меня чаем? - спросил он.
Англия осматривался так, словно собирался здесь поселиться. Здесь. У него дома. Или уже не у него? Спокойно, ещё рано паниковать.
- Конечно, проходи сюда, чай будет готов через несколько минут. - Родерих проводил Артура в музыкальную комнату, где уже стоял небольшой столик, сервированный для чаепития, а сам отправился на кухню за чаем.
Это была не музыкальная комната с диваном. Это была спальня с роялем. Тут оказалось намного уютнее, чем в остальном доме. Англия с удовольствием сел на диван. Черный лакированный гигант в середине комнаты обещал чудесный вечер.
- Сыграешь что-нибудь?.. - как бы промежду прочим спросил он, когда Родерих вернулся с чайником.
- Что именно ты хочешь? - Австрия аккуратно разливал кипяток по чашкам. – Моцарт, Бетховен, Шуберт, Лист или может быть Шопен?
- На твоё усмотрение, только ничего траурного, - он щипцами положил себе в чашку аж 3 кусочка сахара.
- Порой траурная музыка может быть красивее любых серенад. Но если ты настаиваешь...
Англия размешивал сахар, следя, как Родерих подходит к роялю. Как он усаживается, закрывает глаза, чтобы настроиться на игру. В конце концов, как его руки взмывают в воздух, и опускаются на клавиши пальцы. Звук пронзил тишину.
Австрии всегда нравился этот момент: подойти к роялю, провести кончиками пальцев по полированной поверхности, сесть, прикрыть глаза, выбирая музыку. Как много разных мелодий: искрящихся весельем, зовущих в бой, чарующих своей легкой грустью. Артур не хочет траура, а ему самому сейчас точно не до радости, поэтому пусть сегодня звучит «Весенний вальс» Шопена. Теперь осторожно коснуться клавиш, аккуратно, словно лаская и услышать, как из-под пальцев рождается тонкая, нежная мелодия, тихая и успокаивающая, уносящая вдаль, рассказывающая волшебную сказку.
Англия умел оценить талант и красоту музыки. Хотя сам он всего-то и мог, что скверно играть на скрипке, понятие обо всем об этом у него имелось. Так вот Артур всегда поражался способности Родериха заставить чувствовать мелодию физически. Королевский оркестр... да, близко, но Австрия сам один стоил всех музыкантов.
Артур почувствовал настроение, сочившееся из струн душистой смолой. Он замер. Но тут же неведомый порыв заставил его оставить душистый чай на столике, встать и подойти к Австрии со спины - он тихо-тихо ступал по мягкому ковру.
«How oft, when thou, my music, music play'st,
Upon that blessed wood whose motion sounds
With thy sweet fingers, when thou gently sway'st
The wiry concord that mine ear confounds, » - ему пришли на ум строки Шекспира.
Он наклонился, положив ладони на плечи Австрии, который вздрогнул, но продолжил играть. Артур зашептал вторую строфу сонета прямо в ухо Родериху, и все коварные планы полетели к чертям. Он хотел заставить Австрию пресмыкаться? Сделать своим безоговорочным торговым партнером на невыгодных условиях? Все пропало.
- Do I envy those jacks that nimble leap
To kiss the tender inward of thy hand... - он молил, чтобы Родерих не прекращал играть.
Увлеченный музыкой, Австрия не слышал приближения Артура. Мелодия захватила его полностью, уносила за собой, смывала все страхи и сомнения. Поэтому прикосновение теплых ладоней стало неожиданностью, но как истинный музыкант он не мог остановиться из-за такой мелочи. Музыка просила, требовала играть дальше. А потом Артур наклонился, и уха Австрии коснулось теплое дыхание. Он даже не сразу разобрал, ЧТО ему начал шептать Англия. Шекспир... Родериху всегда нравились его сонеты, особенно посвященные музыке. И теперь знакомые слова сливались с мелодией, дополняли её, открывая новые грани. Сердце стучало где-то в горле, а между тем рука Артура скользнула вверх и осторожно сняла с него очки.
Стоять так, нагнувшись, может быть, было очень неудобно. В другое время у Артура заныла бы спина, и он со скрипом бы стал разгибаться, сетуя на смену погоды, но сейчас... Сейчас ему было то жарко, то холодно, и вовремя и к месту вспомненный сонет звенел и извивался, бежал по нотному стану, растекался по клавишам.
- Whilst my poor lips, which should that harvest reap,
At the wood's boldness by thee blushing stand!- и Родерих, боже мой, Родерих, что же он делал, что за человек этот австриец, сколько он заплатил за то, чтобы так играть? У него вместо сердца теплое солнце - Англия распутал узелок его шейного платка и проник под воротничок рубашки.
Стихи можно перевести на все языки мира - музыку перевести нельзя. Артур чувствовал, что проигрывает. Прижавшись губами к шее Родериха, он осознавал бездарную пропасть между емкостью слов и мечтой, которую дарят звуки.
Музыка и стихи словно образовали новый, нереальный мир. Тонкая мелодия, струившаяся из-под его пальцев, и тихий шепот английских слов делали окружающее зыбким и немного расплывчатым. Всё словно перевернулось, стало иным, так что когда теплые губы коснулись его шеи, это показалось правильным, уместным. Нужным. Родерих закрыл глаза, полностью отдаваясь чувствам: гладкие клавиши под кончиками пальцев. Мелодия, сама ведущая его руки, тихий шепот над ухом и тепло тела за спиной. Невозможная реальность.
Стемнело как-то рано и неожиданно, вечер опустился на город как оконные занавески, в один момент, отделяя один день от другого.
"To be so tickled, they would change their state", - другой рукой скользнув вниз на талию Родериха, "And situation with those dancing chips", он не переставал вытягивать из памяти нитку сонета. "O'er whom thy fingers walk with gentle gait" - поглаживая бедра австрийца ладонью, Артур вспоминал о своих недавних проектах насчет Австрии. "Making dead wood more blest than living lips", - к черту экономику, Кейнса и промышленный сектор.
- Since saucy jacks so happy are in this,
Give them thy fingers, me thy lips to kiss.- он выдохнул эти последние две строчки почти-почти в губы Родериху, даже коснулся вроде бы слегка, но Австрия... Если бы он только... Родерих убрал руки с клавиш. И запрокинул голову, чтобы получить свой поцелуй, но звуки перестали заполнять сердце Артура.
Он резко выпрямился и тряхнул головой, ладонями будто сгоняя сон с лица.
Реальность рассыпалась в одно мгновение тысячами осколков тишины. Казалось, он только что касался клавиш, слышал музыку и шепот, чувствовал теплые, нет, уже горячие руки на своем теле. Родерих помнил, чем заканчивается этот сонет, помнил последнюю горько-сладкую строчку. Скажи ему кто-нибудь месяц, день, час назад, что он будет хотеть этого поцелуя... в лучшем случае получил бы презрительный взгляд и высокомерное молчание в ответ. А сейчас, Австрия не мог сопротивляться тому, что поднималось откуда-то изнутри, захватывало, кружило, уносило с собой.
"... me thy lips to kiss" Нет, он даже не услышал, почувствовал эти слова. И откинул голову, уже ощущая горячее дыхание на своих губах... Австрия сам не понял, почему перестал играть. Просто руки больше не слушались, они безвольно соскользнули с клавиш, разбивая реальность тишиной.
Всё исчезло в один миг, Артур отстранился, стало холодно и очень... пусто, а Родерих только и мог, что сидеть безвольной куклой, не в силах произнести ни слова.
- Well... Thank you for tea, - Схватив пальто с вешалки, Англия стремительно вышел из дома в вечернюю прохладу. К своим задумкам он сегодня вернуться был бы не в состоянии. Пусть Австрия все узнает из прессы.
На первой полосе - "Британские инвесторы приобрели значительную часть акций крупнейшего в стране деревообрабатывающего предприятия, играющего ключевую роль в экспорте леса заграницу".
Вот ты где объявился, Артур.
Тишина сковала дом, темнота заполнила все уголки, а Австрия всё сидел за роялем, не в силах пошевелиться. Пусто... Господи, как же пусто... Пожалуй, нечто похожее он чувствовал только тогда, когда проиграл последнюю войну, когда знал, что всё кончено, но уже ничего не мог поделать. Разум шептал, что ничего страшного не случилось, наоборот - не опомнись Артур в последний момент, всё обернулось бы намного, намного хуже. Но... но где-то внутри была пустота, глухая и черная. Словно в тумане, Родерих поднялся, направляясь в угол, где лежал небольшой футляр, достал скрипку, поднял смычок... По комнате поплыла пронзительно-щемящая мелодия. Скрипка плакала и грустила вместо него.
О, музыка, ты та, кто может погрузить в пучину отчаяния и вознести на небеса, ты вечна, как не вечен никто в этом мире.
Через несколько дней всё встало на свои места. Артур получил акции одного из его ведущих предприятий, с кухни исчезли чай и пирожные, зато дом стал пахнуть кофе и книгами. Вот только Родерих ещё долгое время не мог читать Шекспира и подходить к роялю.
Он выглядел спокойным.
- Добрый вечер, Артур, - как ни странно, ровный, вежливый тон давался без особых усилий. - Заходи.
Родерих посторонился, пропуская Артура в дом
Почти дежа-вю, только манжеты австрийца снова стали пышными и праздничными, а дом вновь начал казаться обжитым, а не заброшенным, как это было раньше.
- Добрый вечер, - деловито ответил Артур и прошел внутрь. Остановился посреди салона, огляделся с видом агента недвижимости, чем здорово напугал Австрию.
- Не угостишь меня чаем? - спросил он.
Англия осматривался так, словно собирался здесь поселиться. Здесь. У него дома. Или уже не у него? Спокойно, ещё рано паниковать.
- Конечно, проходи сюда, чай будет готов через несколько минут. - Родерих проводил Артура в музыкальную комнату, где уже стоял небольшой столик, сервированный для чаепития, а сам отправился на кухню за чаем.
Это была не музыкальная комната с диваном. Это была спальня с роялем. Тут оказалось намного уютнее, чем в остальном доме. Англия с удовольствием сел на диван. Черный лакированный гигант в середине комнаты обещал чудесный вечер.
- Сыграешь что-нибудь?.. - как бы промежду прочим спросил он, когда Родерих вернулся с чайником.
- Что именно ты хочешь? - Австрия аккуратно разливал кипяток по чашкам. – Моцарт, Бетховен, Шуберт, Лист или может быть Шопен?
- На твоё усмотрение, только ничего траурного, - он щипцами положил себе в чашку аж 3 кусочка сахара.
- Порой траурная музыка может быть красивее любых серенад. Но если ты настаиваешь...
Англия размешивал сахар, следя, как Родерих подходит к роялю. Как он усаживается, закрывает глаза, чтобы настроиться на игру. В конце концов, как его руки взмывают в воздух, и опускаются на клавиши пальцы. Звук пронзил тишину.
Австрии всегда нравился этот момент: подойти к роялю, провести кончиками пальцев по полированной поверхности, сесть, прикрыть глаза, выбирая музыку. Как много разных мелодий: искрящихся весельем, зовущих в бой, чарующих своей легкой грустью. Артур не хочет траура, а ему самому сейчас точно не до радости, поэтому пусть сегодня звучит «Весенний вальс» Шопена. Теперь осторожно коснуться клавиш, аккуратно, словно лаская и услышать, как из-под пальцев рождается тонкая, нежная мелодия, тихая и успокаивающая, уносящая вдаль, рассказывающая волшебную сказку.
Англия умел оценить талант и красоту музыки. Хотя сам он всего-то и мог, что скверно играть на скрипке, понятие обо всем об этом у него имелось. Так вот Артур всегда поражался способности Родериха заставить чувствовать мелодию физически. Королевский оркестр... да, близко, но Австрия сам один стоил всех музыкантов.
Артур почувствовал настроение, сочившееся из струн душистой смолой. Он замер. Но тут же неведомый порыв заставил его оставить душистый чай на столике, встать и подойти к Австрии со спины - он тихо-тихо ступал по мягкому ковру.
«How oft, when thou, my music, music play'st,
Upon that blessed wood whose motion sounds
With thy sweet fingers, when thou gently sway'st
The wiry concord that mine ear confounds, » - ему пришли на ум строки Шекспира.
Он наклонился, положив ладони на плечи Австрии, который вздрогнул, но продолжил играть. Артур зашептал вторую строфу сонета прямо в ухо Родериху, и все коварные планы полетели к чертям. Он хотел заставить Австрию пресмыкаться? Сделать своим безоговорочным торговым партнером на невыгодных условиях? Все пропало.
- Do I envy those jacks that nimble leap
To kiss the tender inward of thy hand... - он молил, чтобы Родерих не прекращал играть.
Увлеченный музыкой, Австрия не слышал приближения Артура. Мелодия захватила его полностью, уносила за собой, смывала все страхи и сомнения. Поэтому прикосновение теплых ладоней стало неожиданностью, но как истинный музыкант он не мог остановиться из-за такой мелочи. Музыка просила, требовала играть дальше. А потом Артур наклонился, и уха Австрии коснулось теплое дыхание. Он даже не сразу разобрал, ЧТО ему начал шептать Англия. Шекспир... Родериху всегда нравились его сонеты, особенно посвященные музыке. И теперь знакомые слова сливались с мелодией, дополняли её, открывая новые грани. Сердце стучало где-то в горле, а между тем рука Артура скользнула вверх и осторожно сняла с него очки.
Стоять так, нагнувшись, может быть, было очень неудобно. В другое время у Артура заныла бы спина, и он со скрипом бы стал разгибаться, сетуя на смену погоды, но сейчас... Сейчас ему было то жарко, то холодно, и вовремя и к месту вспомненный сонет звенел и извивался, бежал по нотному стану, растекался по клавишам.
- Whilst my poor lips, which should that harvest reap,
At the wood's boldness by thee blushing stand!- и Родерих, боже мой, Родерих, что же он делал, что за человек этот австриец, сколько он заплатил за то, чтобы так играть? У него вместо сердца теплое солнце - Англия распутал узелок его шейного платка и проник под воротничок рубашки.
Стихи можно перевести на все языки мира - музыку перевести нельзя. Артур чувствовал, что проигрывает. Прижавшись губами к шее Родериха, он осознавал бездарную пропасть между емкостью слов и мечтой, которую дарят звуки.
Музыка и стихи словно образовали новый, нереальный мир. Тонкая мелодия, струившаяся из-под его пальцев, и тихий шепот английских слов делали окружающее зыбким и немного расплывчатым. Всё словно перевернулось, стало иным, так что когда теплые губы коснулись его шеи, это показалось правильным, уместным. Нужным. Родерих закрыл глаза, полностью отдаваясь чувствам: гладкие клавиши под кончиками пальцев. Мелодия, сама ведущая его руки, тихий шепот над ухом и тепло тела за спиной. Невозможная реальность.
Стемнело как-то рано и неожиданно, вечер опустился на город как оконные занавески, в один момент, отделяя один день от другого.
"To be so tickled, they would change their state", - другой рукой скользнув вниз на талию Родериха, "And situation with those dancing chips", он не переставал вытягивать из памяти нитку сонета. "O'er whom thy fingers walk with gentle gait" - поглаживая бедра австрийца ладонью, Артур вспоминал о своих недавних проектах насчет Австрии. "Making dead wood more blest than living lips", - к черту экономику, Кейнса и промышленный сектор.
- Since saucy jacks so happy are in this,
Give them thy fingers, me thy lips to kiss.- он выдохнул эти последние две строчки почти-почти в губы Родериху, даже коснулся вроде бы слегка, но Австрия... Если бы он только... Родерих убрал руки с клавиш. И запрокинул голову, чтобы получить свой поцелуй, но звуки перестали заполнять сердце Артура.
Он резко выпрямился и тряхнул головой, ладонями будто сгоняя сон с лица.
Реальность рассыпалась в одно мгновение тысячами осколков тишины. Казалось, он только что касался клавиш, слышал музыку и шепот, чувствовал теплые, нет, уже горячие руки на своем теле. Родерих помнил, чем заканчивается этот сонет, помнил последнюю горько-сладкую строчку. Скажи ему кто-нибудь месяц, день, час назад, что он будет хотеть этого поцелуя... в лучшем случае получил бы презрительный взгляд и высокомерное молчание в ответ. А сейчас, Австрия не мог сопротивляться тому, что поднималось откуда-то изнутри, захватывало, кружило, уносило с собой.
"... me thy lips to kiss" Нет, он даже не услышал, почувствовал эти слова. И откинул голову, уже ощущая горячее дыхание на своих губах... Австрия сам не понял, почему перестал играть. Просто руки больше не слушались, они безвольно соскользнули с клавиш, разбивая реальность тишиной.
Всё исчезло в один миг, Артур отстранился, стало холодно и очень... пусто, а Родерих только и мог, что сидеть безвольной куклой, не в силах произнести ни слова.
- Well... Thank you for tea, - Схватив пальто с вешалки, Англия стремительно вышел из дома в вечернюю прохладу. К своим задумкам он сегодня вернуться был бы не в состоянии. Пусть Австрия все узнает из прессы.
На первой полосе - "Британские инвесторы приобрели значительную часть акций крупнейшего в стране деревообрабатывающего предприятия, играющего ключевую роль в экспорте леса заграницу".
Вот ты где объявился, Артур.
Тишина сковала дом, темнота заполнила все уголки, а Австрия всё сидел за роялем, не в силах пошевелиться. Пусто... Господи, как же пусто... Пожалуй, нечто похожее он чувствовал только тогда, когда проиграл последнюю войну, когда знал, что всё кончено, но уже ничего не мог поделать. Разум шептал, что ничего страшного не случилось, наоборот - не опомнись Артур в последний момент, всё обернулось бы намного, намного хуже. Но... но где-то внутри была пустота, глухая и черная. Словно в тумане, Родерих поднялся, направляясь в угол, где лежал небольшой футляр, достал скрипку, поднял смычок... По комнате поплыла пронзительно-щемящая мелодия. Скрипка плакала и грустила вместо него.
О, музыка, ты та, кто может погрузить в пучину отчаяния и вознести на небеса, ты вечна, как не вечен никто в этом мире.
Через несколько дней всё встало на свои места. Артур получил акции одного из его ведущих предприятий, с кухни исчезли чай и пирожные, зато дом стал пахнуть кофе и книгами. Вот только Родерих ещё долгое время не мог читать Шекспира и подходить к роялю.
Шекспир, 128 сонет в переводе С.И. Турухтанова
Лишь только ты, души аккорд прелестный,
Коснешься полированного древа
И дрогнут пальцы тонкие несмело,
И я услышу вновь мотив известный,
Как, к черно-белым клавишам ревнуя,
Что могут целовать твои персты,
Уста, лелея смелые мечты,
Зардеют в ожиданьи поцелуя.
Они со звучным деревом местами
Готовы обменяться в тот же миг,
Поскольку сами клавикорды стали
Под ласками живее губ живых.
А если не судьба, отдай, прошу я,
Им - пальцы, мне - уста для поцелуя.
обоснуйВ 1931 году, когда в Австрии разразился банковский кризис, Англия помогла, предоставив займ.
«Хищники грызутся»
ЛОНДОН, 17 июня. (Соб. инф.). Парижский корреспондент консервативной "Морнинг пост" сообщает, что известие о предоставлении Английским банком Австрии займа в 150 млн. шиллингов произвело в Париже действие взорвавшейся бомбы.
В Париже ожидали, что решающую роль в предоставлении кредитов Австрии будет играть Франция, и во французском министерстве иностранных дел уже поздравляли друг друга
Корреспондент подчеркивает, что разочарование французского правительства велико, ибо другая держава выхватывает у него из рук добычу.
("Правда" 21 июня 1931 года)
@темы: Фанфикшн Хеталия