HAAALLEEEELUUU JAAAH
Заложный
PG-13, мистика, AU, славянская (?) мифология
АУ от канона. Альтернативное развитие событий после последней битвы.
Армин просыпается на окраине леса с букетиком незабудок в руках. Почему его бросили здесь после сражения, и почему не бьется сердце.
Заложные покойники — в славянской традиции умершие неестественной или преждевременной смертью.
1.
читать дальшеВ дедушкиной Книге не было ничего написано о войнах, которые имели место быть когда-то давно, когда люди населяли всю планету. Черные, желтые, маленькие, высокие, узкоглазые и плосколицые – они, без сомнения, постоянно воевали. И поле битвы Армину представлялось вовсе не так, какой она явилась ему сейчас.
В его воображении битва – это азарт. Это солдаты, которые из-за подъема своего боевого духа полагают себя бессмертными и без страха и сомнений рвутся в бой. Они бегут, крича, волна за волной, с одной и с другой стороны. Падают первые ряды, тут же напирают вторые, третьи ряды каждой из армий. И крики воодушевления и ярости заглушают крики боли.
Оказалось, что все иначе. Совсем не так, как он себе представлял. Крики боли заглушают крики ярости, и никаких волн нет. Есть огромные твари, которые даже радости не испытывают, когда кого-то убивают. И есть солдаты, наскакивающие на чудовищ со всех сторон. И солдаты эти несут в себе животный иррациональный страх перед дикими существами, с которыми приходится им биться.
Армин судорожно прижимал к себе Жана, потерявшего сознание в бою. Прямо к ним направлялось одно из чудищ, которым в другую эпоху лишь пугали бы непослушных детей. Но перед Армином возвышались отнюдь не россказни родителей, отчаявшихся уложить своих детей спать, а самый настоящий ужас. Вполне реальный и осязаемый, безобразный, безумный, беспощадный. Армин выставил перед собой лезвие, его рука дрожала, и сам он весь дрожал. Если бы ему и пришла вдруг в голову идея оставить уже мертвого, возможно, Жана, то он бы и тогда не смог скрыться в кронах деревьев, которые колыхались прямо над головой. Зеленая вечно движущаяся река, состоящая из волнующихся листьев и дрожащих веточек.
Титан был уже совсем близко. Армину уже не хватало дыхания от рыданий и безысходности. К чему храбриться в последние секунды своей жизни. И хотя смерть свою он желал встретить лицом к лицу, а не уткнувшись в лохматую макушку Жана, он жалобно скулил. Пухлая рука огромного умственно отсталого человека хватает их обоих, но тело Жана выскальзывает и тут же с мягким шумом падает на траву, а вот Армину совсем не повезло. Рука, державшая лезвие, прижата к телу так, что острие его чуть не касается лица. Титан уже разевает вонючий рот и тащит свою находку в пасть, как вдруг по мерзкому голому телу проходит судорога, так с открытым ртом гадкий урод падает вперед, прямо на нижнюю ветку рядом стоявшего дерева, прижав всем весом безобразной туши Армина, так что тот чувствует, как хрустнул его позвоночник. А потом он больше ничего не чувствует. Титан соскальзывает на землю, а вместе с ним и тщедушное и вялое тельце рядового Арлерта. Бывшего рядового.
2.
читать дальшеЛицо обдувает легкий теплый ветерок – ощущение непередаваемое. Изнутри поднимается радость, какая-то необъяснимая нежность к жизни, к себе, к людям. На душе светло и хорошо, очень приятное чувство. Армин чувствует, как его пытаются согреть солнечные лучи, эти волшебные потоки тепла уходящего (да вообще-то, уже ушедшего) лета. Иными словами, солнце предпринимает последние отчаянные попытки сбросить с себя жар, чтобы всех оставить в покое на целую осень и целую зиму. Не открывая глаз, Армин улыбается. Сам себе, своему чувству, окружающему миру. Медленно и сладко потягивается, кряхтя, и обнаруживает, что в его руке что-то есть. Что-то тонкое. Много тонкого. Придется открыть глаза. Веки нехотя поднимаются – светлые ресницы слиплись в соли ночных слез – радужка глаз бледно-голубая, хотя еще вчера была насыщенной, почти ультрамариновой. Это ерунда, это спросонья. В руке зажат маленький букетик незабудок. Маленькие цветочки уже обвялели, поникли, на ладони зеленый след от сока стеблей. С чего бы ему пришло в голову засыпать с незабудками в руке. С чего бы ему пришло в голову засыпать в одежде. С чего бы ему пришло в голову засыпать под деревом. В поле. И ни души. Ни одной живой души. Рядом с деревом участок травяного ковра неестественно жухлый.
Армин поднялся на ноги, отряхнув плащ и брюки от приставших былинок, травинок и пылинок. На груди заскорузлое пятно крови – уже потемневшей, покоричневевшей и застывшей, так что рубашка даже царапала кожу. Арлерт растерянно поскреб пальцами пятно и оглянулся кругом. Так и есть – никого живого. Что же случилось? Где все? Где ребята?
Впрочем, и мертвых тел ему обнаружить не удалось. Обломки повозок, испорченные рукояти устройства пространственного маневрирования, тросы, какая-то гадость, растерзанные лошади, разный мусор и пятна все той же крови на траве, еще не смытой дождем и не до конца еще впитавшейся в почву. К весне из этой земли вылезут самые красивые цветы.
Да, он помнил битву, и теперь от его необъяснимой радости не осталось и следа, а теплый ветерок не приносил нежности. Сердце в его груди больно сжалось от неизвестности. Как все закончилось? Что с Жаном, которого он тщетно пытался защитить от титана? Где Эрен, Микаса, остальные? И главное – почему его бросили здесь. Армин наморщил нос, как с самого детства делал, собираясь заплакать, и прижал руку к груди – там, где болело сердце… не почувствовал он совсем ничего. Совсем. Его сердце должно было сейчас бешено биться. Хоть как-нибудь биться. А из глаз должны были течь жаркие соленые ручьи. Но ничего этого не было.
После этого он, наконец, осознал, что сердце вовсе не стучит, к горлу не подступал ком, а в глазах и не думают набухать прозрачные, как горный хрусталь, капли слез.
И ничего-ничегошеньки не болело.
3.
читать дальшеНа западе затухало солнце, да так быстро и стремительно, что , кажется, только что был уютный, обычный для ранней осени, теплый вечер, и вдруг потянуло прохладой, все кругом будто закрылось, замерло, подернулось сиреневой дымкой и замолкло. Перестала сверкать вдалеке широкая лента реки, утихла тоже и разом замерла, прекратив течь в самое сердце маленькой страны.
Армин никогда не любил ночь. Наступление вечера значило всегда, что пора домой. Шататься по ночам никогда не прельщало его. Ведь на улице куча опасностей. Даже пустая площадь таила в себе опасности. За вечером и ночью всегда лучше было наблюдать из окна дома – или казармы. Сейчас даже на безлюдной равнине далеко от казармы и кровати Армин почувствовал неясное беспокойство. Становилось все темнее и темнее, страшнее и страшнее. И если в городе его пугали скорее хулиганы и разбойники, то тут, где их быть не могло ни в коем случае, вступил в игру страх иррациональный. Скорее привычка. Солдат, видавший воочию титанов, ни за что не станет бояться чего-то еще. Титаны и головорезы-разбойники – вот и все. Но мальчишке-разведчику казалось, что вот-вот из-за холма вылезет что-нибудь и утащит его. Хорошо бы где-нибудь укрыться, да только где же укроешься здесь. Он оставил далеко позади небольшой лесок, рощицу с молоденькими деревцами.
Другим непременным атрибутом позднего вечера была усталость. Он считал, что к вечеру, даже если ты весь день провалялся с книгой, силы человека иссякают и ему обязательно должно хотеться лечь спать и как следует отдохнуть. Армин даже по привычке начал спотыкаться, но вскоре понял, что вовсе не устал. Он шагал и шагал туда, где на стенах горели факелы в будках дозорных. Заступившие в дозор солдаты регулярных войск сейчас заворачиваются в свои плащи и устраиваются поудобнее в ожидании долгой вахты. Они будут коротать это время за игрой в кости или за разговорами. А может быть, просто будут слушать потрескивание факельного огня рядом и вглядываться в долину.
Титаны ночью не появлялись никогда до недавнего момента. Не то чтобы недавний инцидент с волосатой дрянью разом всех дозорных побудил соблюдать свои обязанности на посту, но теперь отмазка навроде «Все равно титаны ночью не бродят» не сработает ни за что.
И холодно Армину не было совсем. Он чувствовал, что температура воздуха заметно изменилась, но на этом и все дела. Он топал и топал вперед, к стенам, насвистывая для темпа ходьбы какую-то старую песенку. В конечном итоге, к воротам идти смысла не было. Он просто подойдет к стене и покричит дозорным. И его поднимут наверх, отведут к сослуживцам, расскажут, наконец, чем закончилась битва за Эрена. Нет, он был абсолютно уверен, что Райнер и Бертольт не смогли его украсть. Конечно же, им это не удалось. Такого просто не могло быть.
Поэтому уже ранним утром, перед самой сменой дозорных, он подошел к стенам и начал кричать наверх, сложив ладони рупором. Разумеется, он не ждал, что все взвоют от радости и скорее поднимут его на стену, станут обнимать и целовать во все места. Сначала первый заметивший его позвал начальника смены, наверное. Тот потребовал представиться, и Армин, срывая горло, проорал свое имя, звание, род войск, в которых служит, и добавил, что УПМ пришел в полную негодность. Офицер куда-то скрылся. Затем – стена, не стоит забывать, высокая, но Армин почему-то знал, что это непременно она – пришла Рико Брженска. Он представился вновь, чувствуя, что после этого пару дней сможет разговаривать только шепотом, и, судя по тому, что стали спускать веревку с петлей на конце, она его узнала. С большим энтузиазмом Армин затянул петлю вокруг своего торса и подергал веревку, подавая сигнал о готовности к подъему. Он испытывал какую-то необъяснимую радость. Такую чувствуешь, когда возвращаешься куда-то в родное место после долгого отсутствия. Это радость вперемешку с волнением. А как его примут, а что ему скажут, а что скажет он сам. Пока его вытягивали вверх, он выдумывал себе, как встретится с офицерами разведывательного легиона, с ребятами.
С офицерами он и правда встретился. Но отнюдь не сразу, а только после долгого ожидания в компании угрюмых солдат регулярных войск. Уж не знал Армин, какие инструкции им дали по поводу него, но на какие-либо расспросы они не отвечали, смотреть на него опасались, и видно было, что в любой момент они готовы выхватить лезвия и отсечь ему что-нибудь важное навроде головы. Настроение у мальчишки упало, так что даже появление офицеров разведки не вызвало у него никакого воодушевления. Он встал и отдал честь.
- Следуй за нами.
- Вопросов не задавай.
- Куда надо.
Вот и все, что ему удалось услышать от них двоих.
4.
читать дальшеАрмин нисколько не удивился, когда его проводили прямо к двери в комнату командора в штабе. Он попытался обратить внимание офицеров на то, что он весь чумазый, что форма выглядит отвратительно, и сам он не чувствует, что приличным будет в таком виде показываться командору. Один из офицеров странно на него посмотрел, но говорить ничего не стал, открыл перед ним дверь и подтолкнул вперед.
Едва войдя в комнату, Армин поднял руку, чтобы отдать честь, но то, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Командор сидел в постели – помятый, небритый, очень непривычный. Неуложенные волосы падали на лоб, взгляд был каким-то рассеянным. И вместо правой руки – забинтованная культя.
Рядом на стуле сидел в гражданской одежде капрал. Непохоже было, что до прихода Армина они вели светскую беседу или хотя бы обсуждали какие-то отчеты – бумаги ворохом лежали на прикроватной тумбочке по левую (и единственную теперь) руку командора.
- Присаживайся.
Взгляд командора был объяснимо рассредоточенным, капрал же наоборот смотрел, как и обычно, внимательно, изучающе.
- Итак, - начал Смит, дождавшись, когда Армин усядется на стул у двери. – Итак…
- Рядовой Арлерт был якобы забыт на поле боя. Его посчитали погибшим. Рядовые Акерман и Йегер лично просили оставить труп, потому что труп якобы при жизни желал быть похороненным за стенами, - безэмоционально проговорил капрал.
Армин сидел в скованной позе. Спина абсолютно прямая, будто вместо позвоночника у него был негнущийся металлический штырь. Голову он не склонил, но вот глаза опустил и изучал дрожащие ладони, покоящиеся на коленях.
- Затем погибший воскрес и пришел к стенам, где его подобрал дозор регулярных войск.
- Все верно? – спросил командор. Арлерт кивнул. – Тебе здорово повезло, однако пятно на твоей рубашке…
Армин инстинктивно закрыл бурое пятно форменной курткой. Он так и знал – нужно было настоять на том, чтобы ему позволили отмыться и переодеться.
- Я прошу прощения за неподобающий вид, - проговорил он.
- Я немного не об этом. Могу я поинтересоваться, что под рубашкой? Немного неуставная просьба, из чистого любопытства.
- Это, я полагаю, кровь рядового Кирштайна, он, он…
Командор лишь приподнял брови, и Армин мгновенно замолк.
Казалось, Леви весь подобрался на своем стуле и был готов, как только рядовой расстегнет рубашку и откроет голую грудь, броситься вперед и сломать ему шею. Едва справляясь с тремором в пальцах, Арлерту все же удалось одолеть пуговицы. Он развел в стороны ткань сорочки и издал сдавленный звук, будто Леви его уже душил. Он думал, что запачкался кровью Жана из его разбитого затылка, и что уж с ним-то точно все в полном порядке. Но оказалось, что вместо гладкой кожи под рубашкой все это время скрывалась коварно мерзкая мокнущая рана. Каша из мяса, будто кто-то основательно и с расстановкой повозил мальчишку грудью по половику с загнутыми гвоздями. К тому же, оказалось, что гадкую вонь издавала как раз эта потемневшая уже рана.
Армин вскинул голову, чтобы не смотреть на сочащееся какой-то жидкостью мясо, прижал ладонь ко рту и отчаянно боролся с тошнотой. Из-за спазмов глотки у него на глазах даже выступили слезы.
Смит куда-то резво засобирался. Он откинул простыню, которой был укрыт, спустил ноги на пол и наклонился вперед, чтобы рассмотреть грудь рядового. Медленно встал, подходя к нему ближе, не отрывая взгляда от мешанины из ликвора, темной крови и бурого уже подгнившего, казалось, мяса.
Поджал губы, оглянулся на капрала, которому и дела, на первый взгляд, никакого не было до того, что у мальчишки проглядывалась белая кость грудины.
- И как оно? – спросил, наконец, Леви.
- Я даже не знал, - прошептал Армин сквозь бульканье тошноты в горле.
Командор и капрал вновь переглянулись.
Тем временем в дверь постучали и, едва дождавшись разрешения войти, всунулась в комнату Ханджи. Она сразу живо оглядела всех присутствующих, на лице ее играла улыбка, которая при виде Арлерта, а вернее, его раны, все еще выставленной напоказ всем желающим, превратилась в даже не напуганное, а какое-то изумленное выражение. Ей даже на секундочку показалось, что стоит себя, пожалуй, больно ущипнуть, потому что эта жуть уж никак не вязалась с блеющим что-то несвязное Армином. Разве с такими ранами солдаты не лежат обычно в большой куче сухой древесины, чтобы быть сожженными?
Она обошла командора и наклонилась, чтобы все рассмотреть получше. Наморщила нос, но не от тошнотворного запаха забродившей плоти, а будто выражая свое мнение по этому поводу: что за черт тут вообще происходит.
От нее ждали какого-то вердикта.
- Но мне нужно осмотреть его полностью, вдруг у него нога на куске кожи висит! – всплеснула она руками в ответ на молчаливый вопрос командора. – В любом случае, мальчик, которое количество времени назад ты очнулся?
- Вчера примерно в середине дня или чуть к вечеру, - он оправился от шока и преодолел рвотные позывы, однако смотреть вниз все еще боялся, а потому испуганно вперился взглядом в окно, где покачивалось от легкого ветра деревцо.
- Тогда у меня для тебя отличные новости – вряд ли ты титан, – женщина поскребла ногтем кончик носа и даже повеселела. – Об остальном поговорим чуть позже. Я могу его прихватить с собой?
Она обернулась к Смиту, который продолжал серьезно изучать рванину вместо груди своего рядового. Он дернулся, будто очнулся:
- Да, разумеется, но…
- Но об этом никто не должен знать. Я даже не прикажу это зарисовывать. Или можно?
- Нельзя, - резко бросил капрал.
- Понятно! Пойдем, мальчик, обнаружим у тебя еще что-нибудь потрясающее!
- Я даже не знаю, представить его к награде и пансиону или застрелить из пушки, - сморщился Смит, вновь усаживаясь в постель и накрывая ноги простыней.
5.
читать дальшеКабинет Ханджи – а лучше сказать, лаборатория, а еще лучше, склад – находился в этом же здании. Интересно, как в одном строении помещаются такие разные вещи. Личная палата и жилые комнаты высшего офицерского состава, рабочие кабинеты их же, а также комнаты или склады, как уже было сказано, исследовательской группы. Ходили слухи, что первый помощник капитана Ханджи – Моблит Бернер – все время порывается прибрать этот хлам, но Ханджи жестоко его за это ругает. Ибо гений господствует над хаосом, а еще потому, что после таких уборок Зоэ не могла найти ничего из ей нужного в определенный момент времени. Поэтому в этом помещении стояли три стола – на двух из них валялись ворохи бумаг, каких-то свитков, железки, даже баллоны с газом. По стенам были расставлены шкафы и этажерки с книгами, какими-то бутылками и, опять же, железками. На одном из шкафов стоял скелет кошки, мелкие косточки которого были осторожно скреплены тонкой проволочкой.
Когда Ханджи привела Армина, Моблит обнаружился сидящим где-то в углу и дремлющим. Заслышав скрип двери, он встрепенулся и вскочил на ноги. Заметив, что Ханджи не одна, он сгреб с одного из стульев кучу исписанных листов бумаги и переложил их на стол поверх других тысяч и тысяч исписанных листов. Все его внутреннее естество рыдало горькими слезами от необходимости мириться с беспорядком.
Армин понял, что усесться полагалось ему, и примостился на краешке стула. Капитан поспешила к шкафу, раскрыла стеклянную дверцу и стала раздвигать мелкие бутыльки, которые там стояли на полках. Достала один и обернулась:
- Макового молочка?
- Что?.. – переспросил Армин.
- Макового. Молочка. Тебе должно быть чудовищно больно с такой жутятиной!
- Может, не стоит? – но Ханджи уже капала из бутылька белыми каплями на плоскую стекляшку. – Мне не больно.
- Глупости, конечно, тебе больно! – не сдавалась она. – Слижи.
Армин высунул язык и поднес стекляшку ко рту. «Молочко» пахло горечью и на вкус вовсе не было сладким. Было чувство, будто жуешь стебель одуванчика.
«Зачем мне это молочко. Мне же не больно. Совсем не больно. Поить меня какой-то ерундой. Это же наркотики», - подумал Армин и, когда слизал «обезболивающее» со стекляшки, посмотрел на Ханджи. Та внимательно за ним наблюдала.
«Географическое описание мира за стенами не дает составить никакого представления о том, чем жили люди 107 лет назад. Было море – значит, они плавали на кораблях, ловили рыбу, добывали соль, торговали с далекими государствами. Были пески – значит, они там ничего не делали, там не было домов. Были заснеженные ледяные долины и горы – значит, и там их наверняка не было.
Человеку свойственно бояться того, что ему неподвластно. А то, чего человек боится, - он обожествляет. Значит, были боги песков и боги снежных ледяных долин и гор. Абсолютно наверняка были и боги морей и океанов. Если не задобрить этих богов, то море, песок и снег придут в их дома и выгонят их оттуда. Предвидеть появление титанов люди не смогли. Не успели задобрить того, кто над ними стоял, и тот наслал титанов на людей и выгнал их из домов. Так будет всегда. Сколько еще угроз мы не видим пока и не понимаем, куда направлять свои задабривательные усилия? Человек подсознательно боится темноты – стоит ли задабривать темноту и ночь?»
- Прилично хоть выглядит, не стыдно и раздеться теперь, - удовлетворенно проговаривает Ханджи, пока Моблит завязывает аккуратный бантик из бинта на груди Армина. – Ты теперь как подарочек.
Армин рассказал чуть не по минутам все, что произошло с ним во время боя вплоть до потери сознания, а затем все, что случилось с самого момента его пробуждения под деревом. Ханджи и Моблит, в свою очередь, поведали ему результаты вылазки.
- И что мне теперь делать?
- Капрал не сказал? Ты, мальчик, теперь часть его нового отряда. Это так здорово! Считай, повышение по службе. И дело сейчас такое, что почти на курорт отправляешься. Свежий воздух, кругом лес, природа – красота. Хотелось бы мне тоже побыть в отряде Леви, но я не могу, потому что мне нельзя, а еще Леви меня не пустит, - тарахтела капитан без умолку, пока Армин натягивал свежую сорочку, которая была ему несколько не по размеру.
От этого он слегка расстроился – у нормальных людей и плечи шире, и грудная клетка ого-го, да и вообще. Заправив ее в брюки, он встал и потянулся за курткой – повязка немного давила на ребра. По его мнению, обойтись можно было и вовсе без нее – он уже не был так уверен, что эта дрянь когда-нибудь заживет. Другой резон – с повязкой он не будет пачкать сорочки. Это плюс.
- Леви сегодня возвращается на вашу секретную базу, а ты отправишься, естественно, с ним вместе. Что за дела, я тоже хочу играть в шпионов, Моблит!
- Я могу идти, наверное?
- Беги, беги, мальчик, а не то останешься тут еще не целую неделю. Эрену привет! – Ханджи закрыла за ним дверь, обернулась и опустила глаза. – Моблит, составь отчет. Мне так страшно, Моблит.
6.
читать дальше«Привет, дед.
Как у тебя дела? У меня все хорошо. Сегодня мы с капралом едем к ребятам. Я не могу сказать тебе, где они конкретно, так что не обижайся на меня. Тем более, что я и сам не знаю, мне не сказали.
Не волнуйся за меня, пожалуйста.
Надену твою шляпу.
Твой внук, Армин»
Никакой шляпы он так и не надел, потому что шляпа была утеряна еще очень давно. То ли ее украли, то ли она улетела в реку – не было больше шляпы. Армин забрался в седло и погладил шею лошади – гладкую и бархатную шкуру. Рядом, у своей лошади, капрал все еще стоял на земле и затягивал ремни на чересседельной сумке. Он, судя по выражению лица, был очень недоволен и озабочен чем-то, намного больше, чем обычно. Он периодически поглядывал на Арлерта и хмурился еще больше.
- Н-но, дохлятина, - наконец сказал он и негромко, но резко присвистнул своей лошади. Армин сжал в руках поводья, тряхнул ими, так что и его лошадка двинулась вслед за капральской.
Когда мы выехали из города, наш путь пролегал вдоль канавы с затухлой зеленовато-коричневой водой. В ней плавали старые еще даже прошлогодние листья, всякая трава, мухи и пыль с дороги, так что казалось, что вода была где-то покрыта какой-то маслянистой пленкой. Я поехал прямо по краю, стараясь заглянуть в свое отражение, но ничего не увидел, потому что вода отчего-то стала непроточной и непрозрачной (и незеркальной). Мне стало жаль себя – я хотел удостовериться, что увиденное с утра мне померещилось спросонья, но не мог. Теперь ждать до ближайшего зеркала. Окажется ли таковое у девушек?
Мне уже рассказали о том, что случилось, о деревне Конни, и о том, что все мы теперь служим под началом капрала. О том, что Эрена, разумеется, отбили, что Райнер и Берт все же сбежали. Они оказались предателями и сбежали далеко за стены, туда им и место. Однако мне было немного тоскливо, что все так обернулось. В конечном итоге, какая-то часть меня пыталась убедить остальную долю разума, что они не виноваты, что их заставили, что они делали это без особой охоты и личного интереса. Я не знал, где они сейчас и каково им, но очень хотел узнать. Я не заметил, как из травы за канавой выглянула мышь, как махнуло ветром по жестким листьям деревьев, как качнулись метелки и осока в воде, и не заметил, что Райнеру и Бертольту сейчас очень плохо там далеко.
упд
7.
читать дальшеКапрал остановил лошадей, и повозка, набитая провизией и разной полезной в быту всячиной, встала на полянке, которая открылась, едва они свернули с дороги. Он объявил привал, повесил на морды лошадям мешки с крупой, хотя они недовольно зафыркали, требуя, очевидно, свежей водички. По-хорошему нужно было бы их распрячь и пустить пастись к остаткам сочной травки, но, судя по всему, времени на это и не было. Армин же влез под дерюгу, которой был накрыт груз, и вытащил оттуда флягу с водой, две маленькие буханки хлеба. Они уселись под деревом.
Капрал не смотрел на своего спутника, а молча открыл флягу, напился сам и передал ее Армину. После этого разломил пополам хлеб и стал без энтузиазма его жевать. Через несколько минут молчания он, будто не в силах больше выдерживать тишину, заговорил с Армином:
- И как, понравилось быть мертвым за стенами?
Армин, казалось, ожидал такого вопроса:
- Не очень, сэр. Хотя если бы я там и остался, мне было бы уже все равно, по всей видимости.
- Чего нам от тебя ожидать?
А вот это было уже неожиданно.
- Что ты там можешь выкинуть, как думаешь?
- В каком смысле? – мальчишка даже голову в плечи вжал.
- Не прикидывайся дураком. Тебя выловили из-за стены, хотя рапорт о твоей смерти уже был подан. Ты являешься к командору, а в груди у тебя гниющая дыра, которая, надо думать, и признаков заживления не проявляет.
Вот что называется большим конфузом. Было такое чувство, что капрал расспрашивает Армина о чем-то чересчур личном. Например, о том, как он целуется с девчонкой. Или с какой стороны он эту девчонку предпочитает пользовать. Иными словами, не спрашивая о самом факте наличия поцелуев или сношений, будто об этом и спрашивать-то смысла нет.
Сказать по совести, Армин уже думал о том, что с ним такое произошло. Вся эта ерунда с «воскрешением», с возвращением, с раной наводила на определенные размышления. И потому необходимо было хотя бы для самого себя решить, что ты такое и что тебе делать дальше.
- Я не знаю, сэр. Боюсь, это даже не связано… - он сделал неопределенный жест рукой. - … Никак не связано с титанами и всем таким. Я не знаю, захочется ли мне съесть кого-нибудь живого, стану ли я бояться солнца, но за время пребывания в городе до нашего с вами отъезда я понял, что для того, чтобы куда-то войти, мне непременно надо дождаться устного приглашения.
Он почему-то знал, что капрал поймет. Будь он хоть трижды неотесанным солдафоном, Леви производил впечатление человека с широким кругозором. А ну вдруг он читал какие-нибудь сказки. Армин тоже читал. Ребята, которые не войдут в дом без приглашения – не просто вежливые и воспитанные парни.
Прямо сейчас он слышал, как бьется сердце оленихи, которая пьет воду где-то мили за две-три отсюда.
Леви закрыл глаза и потер лоб ладонью с каким-то сдавленным стоном. Почему такой геморрой свалился именно на него, неужто в прошлой жизни он был настолько безголовым душегубом, что в этой жизни обязан быть Матерью Терезой.
Он встал, подошел к своей лошади и вытащил из чересседельной сумки моток чистых бинтов. Армин стал расстегивать рубашку: уже на третьем обороте снимаемых бинтов проступало желтоватое мокрое пятно.
- Сэр, я и сам могу… - пытался он сопротивляться.
- Чтоб ты мне там заблевывал все каждый раз? Мне никакого удовольствия это не доставляет, клянусь тебе, пацан, но каждый вечер ты будешь приходить ко мне на перевязку. Ясно? – Леви, наконец, снял все бинты, выставив напоказ нисколько не изменившуюся сочащуюся ликвором рану. Он шлепнул Армина ладонью по подбородку, чтобы тот поднял голову и не смотрел на то, что зияет у него в теле, открывая белесыми островками реберные кости.
Тот замер, не шевелясь и стараясь, по возможности, даже не дышать.
- Обо всех изменениях докладывать, не трепаться, срамотой этой никому не хвастаться… - бормотал капрал указания, хотя все это Арлерту и самому было понятно. – Выкинешь что-нибудь необычное – пристрелю без сожаления у всех на глазах, как бешеную собаку, понял?
- Да, сэр, - легко кивнул он и тут же выдал: - Сэр, не волнуйтесь, командор пистолет под подушку переложил.
Леви так сильно стиснул челюсти, что под кожей заходили желваки.
- Жопу отшибу, - выплюнул он, резко встал, оставив Армину самому затягивать узел повязки. – Поехали.
А сняв с лошадиных морд овес и взобравшись в седло, капрал все же обернулся к мальчишке и спросил:
- Еще что-нибудь?
- Командора навещал командор Доук, - пробормотал Армин, будто стыдясь.
- Докладывать обо всем.
- Так точно, сэр.
Капрал буркнул себе под нос «чтоб я сдох» и тряхнул поводьями.
8.
читать дальше«Сорваться-не сорваться, не сорваться-сорваться, сорваться, сорваться, сорваться…»
«Тайная база» оказалась похожей на брошенную ферму. Сам дом был немного подновлен, выстроено к нему новое крыльцо, в крыше сарая были свежие светлые еще доски. Неудивительно, что ферму бросили когда-то. Когда-то всего каких-то лет пять назад. Совсем неудивительно, нисколько.
Место разведывательным корпусом было выбрано с умом – на ближайшие мили ни души, ни даже постройки. Лес, ручей неподалеку. Из трубы в крыше летней кухни вьется дымок – топили печь и что-то готовили. В целом, хотя во дворе на подъездах и не было никого видно, впечатления брошенности не возникало. Телега вкатилась в открытые поправленные нынешними обитателями ворота и остановилась посреди двора. В маленьком окошке рядом с дверью дома что-то мелькнуло и тут же на улицу вылетел Эрен – в белой косынке, в фартуке, с метлой. Сойдя с крыльца, он бросил метлу на землю и будто на деревянных ногах, спотыкаясь, двинулся к приехавшим. По мере того, как он приближался, становилось заметно, как трепещут его ноздри, увлажнились и стали какими-то стеклянными глаза, пальцы рук согнулись в крючья. Не поприветствовав даже капрала, он молча дернул к себе Армина, обнял его крепко, прижал светлую голову к своему плечу и шумно засопел, мелко подрагивая. Леви, вполне понимая чувства Эрена, сам взял лошадей за поводья и повел их вместе с телегой к сараю с коновязью – длинной жердью на подпорках. Стащив с рук перчатки, он взошел по ступеням крыльца и вошел в дом.
- О, сэр… Сэр, э-э-э, с приездом, сэр! – подхватились со скамеек вокруг стола юные разведчики.
- Что встали. Вышли все во двор быстро, – бросил он только, прихватив чистую кружку и подойдя к чану с чистой водой, что стоял в углу.
- Твою ж за ногу! – хлопнул себя по коленкам Конни и поскакал навстречу Армину и Эрену. Эрен все так же стоял, крепко обняв Армина и гладя его волосы.
Никто не слышал, что он шепчет не переставая «Прости меня, ты меня прости, прошу тебя, если сможешь, прости».
Из всех только Жан не захотел подойти к вернувшемуся другу сразу. Он мялся на крыльце, наблюдая, как Армина треплют по волосам, стучат по спине, гладят по плечам, как он смущенно и искренне радостно улыбается. Не то чтобы Жан был совсем не рад возвращению Арлерта. Он был рад безмерно, но не думал, вправе ли он теперь даже и заговаривать с ним. Все эти дни он не переставал корить себя, он считал, что именно он был виноват в гибели товарища. Если бы он не раскис во время боя как красна девица, Армин получал бы новое назначение вместе со всеми, Армин отправился бы на новое задание вместе со всеми, Армин составлял бы план действий вместе со всеми, он обживал бы эту несчастную ферму вместе со всеми. Он не находил ни единого прощения себе, ни малейшего предлога, чтобы быть извиненным. Он здесь, а Армин там, с незабудками в руке.
Сейчас у него как будто гора с плеч упала – живой, не умер, вот он. А с другой стороны, ничего бы не было, если бы не его слабость. Лучше б это он сдох там в поле. «Лучше бы меня убили», - говорил он себе.
И он протянул Армину руку, не в силах даже ничего сказать, даже самого банального навроде «С возвращением» или «Рад, что ты вернулся», потому что в горле встал непреодолимый ком из стыда и чувства вины.
Через какое-то время из дома вышел капрал и недовольно окрикнул молодежь:
- Ну хватит там! Распрягите лошадей и дайте им напиться.
И все прыснули по сторонам – кто-то с ведром к колодцу, кто-то к лошадям, кто-то принялся снимать с телеги покрывающее груз полотно.
Эрен в своей нелепой косынке на голове не сводил взгляд с Армина, будто боясь снова упустить его из вида и опять потерять. Всем нетерпелось до чертиков услышать, что же произошло с их товарищем. Саша беспокойно принюхивалась, втягивая в себя воздух жадно, помногу, хмурила брови, но ничего не говорила, а только старалась сунуть Арлерту в карман жакета кусок хлеба – величайшее свое сокровище. Для друга не жалко.
PG-13, мистика, AU, славянская (?) мифология
АУ от канона. Альтернативное развитие событий после последней битвы.
Армин просыпается на окраине леса с букетиком незабудок в руках. Почему его бросили здесь после сражения, и почему не бьется сердце.
Заложные покойники — в славянской традиции умершие неестественной или преждевременной смертью.
1.
Те, кто боится смерти, нелюбопытны.
Фредерик Бегбедер, «Любовь живет три года»
Фредерик Бегбедер, «Любовь живет три года»
читать дальшеВ дедушкиной Книге не было ничего написано о войнах, которые имели место быть когда-то давно, когда люди населяли всю планету. Черные, желтые, маленькие, высокие, узкоглазые и плосколицые – они, без сомнения, постоянно воевали. И поле битвы Армину представлялось вовсе не так, какой она явилась ему сейчас.
В его воображении битва – это азарт. Это солдаты, которые из-за подъема своего боевого духа полагают себя бессмертными и без страха и сомнений рвутся в бой. Они бегут, крича, волна за волной, с одной и с другой стороны. Падают первые ряды, тут же напирают вторые, третьи ряды каждой из армий. И крики воодушевления и ярости заглушают крики боли.
Оказалось, что все иначе. Совсем не так, как он себе представлял. Крики боли заглушают крики ярости, и никаких волн нет. Есть огромные твари, которые даже радости не испытывают, когда кого-то убивают. И есть солдаты, наскакивающие на чудовищ со всех сторон. И солдаты эти несут в себе животный иррациональный страх перед дикими существами, с которыми приходится им биться.
Армин судорожно прижимал к себе Жана, потерявшего сознание в бою. Прямо к ним направлялось одно из чудищ, которым в другую эпоху лишь пугали бы непослушных детей. Но перед Армином возвышались отнюдь не россказни родителей, отчаявшихся уложить своих детей спать, а самый настоящий ужас. Вполне реальный и осязаемый, безобразный, безумный, беспощадный. Армин выставил перед собой лезвие, его рука дрожала, и сам он весь дрожал. Если бы ему и пришла вдруг в голову идея оставить уже мертвого, возможно, Жана, то он бы и тогда не смог скрыться в кронах деревьев, которые колыхались прямо над головой. Зеленая вечно движущаяся река, состоящая из волнующихся листьев и дрожащих веточек.
Титан был уже совсем близко. Армину уже не хватало дыхания от рыданий и безысходности. К чему храбриться в последние секунды своей жизни. И хотя смерть свою он желал встретить лицом к лицу, а не уткнувшись в лохматую макушку Жана, он жалобно скулил. Пухлая рука огромного умственно отсталого человека хватает их обоих, но тело Жана выскальзывает и тут же с мягким шумом падает на траву, а вот Армину совсем не повезло. Рука, державшая лезвие, прижата к телу так, что острие его чуть не касается лица. Титан уже разевает вонючий рот и тащит свою находку в пасть, как вдруг по мерзкому голому телу проходит судорога, так с открытым ртом гадкий урод падает вперед, прямо на нижнюю ветку рядом стоявшего дерева, прижав всем весом безобразной туши Армина, так что тот чувствует, как хрустнул его позвоночник. А потом он больше ничего не чувствует. Титан соскальзывает на землю, а вместе с ним и тщедушное и вялое тельце рядового Арлерта. Бывшего рядового.
2.
читать дальшеЛицо обдувает легкий теплый ветерок – ощущение непередаваемое. Изнутри поднимается радость, какая-то необъяснимая нежность к жизни, к себе, к людям. На душе светло и хорошо, очень приятное чувство. Армин чувствует, как его пытаются согреть солнечные лучи, эти волшебные потоки тепла уходящего (да вообще-то, уже ушедшего) лета. Иными словами, солнце предпринимает последние отчаянные попытки сбросить с себя жар, чтобы всех оставить в покое на целую осень и целую зиму. Не открывая глаз, Армин улыбается. Сам себе, своему чувству, окружающему миру. Медленно и сладко потягивается, кряхтя, и обнаруживает, что в его руке что-то есть. Что-то тонкое. Много тонкого. Придется открыть глаза. Веки нехотя поднимаются – светлые ресницы слиплись в соли ночных слез – радужка глаз бледно-голубая, хотя еще вчера была насыщенной, почти ультрамариновой. Это ерунда, это спросонья. В руке зажат маленький букетик незабудок. Маленькие цветочки уже обвялели, поникли, на ладони зеленый след от сока стеблей. С чего бы ему пришло в голову засыпать с незабудками в руке. С чего бы ему пришло в голову засыпать в одежде. С чего бы ему пришло в голову засыпать под деревом. В поле. И ни души. Ни одной живой души. Рядом с деревом участок травяного ковра неестественно жухлый.
Армин поднялся на ноги, отряхнув плащ и брюки от приставших былинок, травинок и пылинок. На груди заскорузлое пятно крови – уже потемневшей, покоричневевшей и застывшей, так что рубашка даже царапала кожу. Арлерт растерянно поскреб пальцами пятно и оглянулся кругом. Так и есть – никого живого. Что же случилось? Где все? Где ребята?
Впрочем, и мертвых тел ему обнаружить не удалось. Обломки повозок, испорченные рукояти устройства пространственного маневрирования, тросы, какая-то гадость, растерзанные лошади, разный мусор и пятна все той же крови на траве, еще не смытой дождем и не до конца еще впитавшейся в почву. К весне из этой земли вылезут самые красивые цветы.
Да, он помнил битву, и теперь от его необъяснимой радости не осталось и следа, а теплый ветерок не приносил нежности. Сердце в его груди больно сжалось от неизвестности. Как все закончилось? Что с Жаном, которого он тщетно пытался защитить от титана? Где Эрен, Микаса, остальные? И главное – почему его бросили здесь. Армин наморщил нос, как с самого детства делал, собираясь заплакать, и прижал руку к груди – там, где болело сердце… не почувствовал он совсем ничего. Совсем. Его сердце должно было сейчас бешено биться. Хоть как-нибудь биться. А из глаз должны были течь жаркие соленые ручьи. Но ничего этого не было.
После этого он, наконец, осознал, что сердце вовсе не стучит, к горлу не подступал ком, а в глазах и не думают набухать прозрачные, как горный хрусталь, капли слез.
И ничего-ничегошеньки не болело.
3.
читать дальшеНа западе затухало солнце, да так быстро и стремительно, что , кажется, только что был уютный, обычный для ранней осени, теплый вечер, и вдруг потянуло прохладой, все кругом будто закрылось, замерло, подернулось сиреневой дымкой и замолкло. Перестала сверкать вдалеке широкая лента реки, утихла тоже и разом замерла, прекратив течь в самое сердце маленькой страны.
Армин никогда не любил ночь. Наступление вечера значило всегда, что пора домой. Шататься по ночам никогда не прельщало его. Ведь на улице куча опасностей. Даже пустая площадь таила в себе опасности. За вечером и ночью всегда лучше было наблюдать из окна дома – или казармы. Сейчас даже на безлюдной равнине далеко от казармы и кровати Армин почувствовал неясное беспокойство. Становилось все темнее и темнее, страшнее и страшнее. И если в городе его пугали скорее хулиганы и разбойники, то тут, где их быть не могло ни в коем случае, вступил в игру страх иррациональный. Скорее привычка. Солдат, видавший воочию титанов, ни за что не станет бояться чего-то еще. Титаны и головорезы-разбойники – вот и все. Но мальчишке-разведчику казалось, что вот-вот из-за холма вылезет что-нибудь и утащит его. Хорошо бы где-нибудь укрыться, да только где же укроешься здесь. Он оставил далеко позади небольшой лесок, рощицу с молоденькими деревцами.
Другим непременным атрибутом позднего вечера была усталость. Он считал, что к вечеру, даже если ты весь день провалялся с книгой, силы человека иссякают и ему обязательно должно хотеться лечь спать и как следует отдохнуть. Армин даже по привычке начал спотыкаться, но вскоре понял, что вовсе не устал. Он шагал и шагал туда, где на стенах горели факелы в будках дозорных. Заступившие в дозор солдаты регулярных войск сейчас заворачиваются в свои плащи и устраиваются поудобнее в ожидании долгой вахты. Они будут коротать это время за игрой в кости или за разговорами. А может быть, просто будут слушать потрескивание факельного огня рядом и вглядываться в долину.
Титаны ночью не появлялись никогда до недавнего момента. Не то чтобы недавний инцидент с волосатой дрянью разом всех дозорных побудил соблюдать свои обязанности на посту, но теперь отмазка навроде «Все равно титаны ночью не бродят» не сработает ни за что.
И холодно Армину не было совсем. Он чувствовал, что температура воздуха заметно изменилась, но на этом и все дела. Он топал и топал вперед, к стенам, насвистывая для темпа ходьбы какую-то старую песенку. В конечном итоге, к воротам идти смысла не было. Он просто подойдет к стене и покричит дозорным. И его поднимут наверх, отведут к сослуживцам, расскажут, наконец, чем закончилась битва за Эрена. Нет, он был абсолютно уверен, что Райнер и Бертольт не смогли его украсть. Конечно же, им это не удалось. Такого просто не могло быть.
Поэтому уже ранним утром, перед самой сменой дозорных, он подошел к стенам и начал кричать наверх, сложив ладони рупором. Разумеется, он не ждал, что все взвоют от радости и скорее поднимут его на стену, станут обнимать и целовать во все места. Сначала первый заметивший его позвал начальника смены, наверное. Тот потребовал представиться, и Армин, срывая горло, проорал свое имя, звание, род войск, в которых служит, и добавил, что УПМ пришел в полную негодность. Офицер куда-то скрылся. Затем – стена, не стоит забывать, высокая, но Армин почему-то знал, что это непременно она – пришла Рико Брженска. Он представился вновь, чувствуя, что после этого пару дней сможет разговаривать только шепотом, и, судя по тому, что стали спускать веревку с петлей на конце, она его узнала. С большим энтузиазмом Армин затянул петлю вокруг своего торса и подергал веревку, подавая сигнал о готовности к подъему. Он испытывал какую-то необъяснимую радость. Такую чувствуешь, когда возвращаешься куда-то в родное место после долгого отсутствия. Это радость вперемешку с волнением. А как его примут, а что ему скажут, а что скажет он сам. Пока его вытягивали вверх, он выдумывал себе, как встретится с офицерами разведывательного легиона, с ребятами.
С офицерами он и правда встретился. Но отнюдь не сразу, а только после долгого ожидания в компании угрюмых солдат регулярных войск. Уж не знал Армин, какие инструкции им дали по поводу него, но на какие-либо расспросы они не отвечали, смотреть на него опасались, и видно было, что в любой момент они готовы выхватить лезвия и отсечь ему что-нибудь важное навроде головы. Настроение у мальчишки упало, так что даже появление офицеров разведки не вызвало у него никакого воодушевления. Он встал и отдал честь.
- Следуй за нами.
- Вопросов не задавай.
- Куда надо.
Вот и все, что ему удалось услышать от них двоих.
4.
читать дальшеАрмин нисколько не удивился, когда его проводили прямо к двери в комнату командора в штабе. Он попытался обратить внимание офицеров на то, что он весь чумазый, что форма выглядит отвратительно, и сам он не чувствует, что приличным будет в таком виде показываться командору. Один из офицеров странно на него посмотрел, но говорить ничего не стал, открыл перед ним дверь и подтолкнул вперед.
Едва войдя в комнату, Армин поднял руку, чтобы отдать честь, но то, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Командор сидел в постели – помятый, небритый, очень непривычный. Неуложенные волосы падали на лоб, взгляд был каким-то рассеянным. И вместо правой руки – забинтованная культя.
Рядом на стуле сидел в гражданской одежде капрал. Непохоже было, что до прихода Армина они вели светскую беседу или хотя бы обсуждали какие-то отчеты – бумаги ворохом лежали на прикроватной тумбочке по левую (и единственную теперь) руку командора.
- Присаживайся.
Взгляд командора был объяснимо рассредоточенным, капрал же наоборот смотрел, как и обычно, внимательно, изучающе.
- Итак, - начал Смит, дождавшись, когда Армин усядется на стул у двери. – Итак…
- Рядовой Арлерт был якобы забыт на поле боя. Его посчитали погибшим. Рядовые Акерман и Йегер лично просили оставить труп, потому что труп якобы при жизни желал быть похороненным за стенами, - безэмоционально проговорил капрал.
Армин сидел в скованной позе. Спина абсолютно прямая, будто вместо позвоночника у него был негнущийся металлический штырь. Голову он не склонил, но вот глаза опустил и изучал дрожащие ладони, покоящиеся на коленях.
- Затем погибший воскрес и пришел к стенам, где его подобрал дозор регулярных войск.
- Все верно? – спросил командор. Арлерт кивнул. – Тебе здорово повезло, однако пятно на твоей рубашке…
Армин инстинктивно закрыл бурое пятно форменной курткой. Он так и знал – нужно было настоять на том, чтобы ему позволили отмыться и переодеться.
- Я прошу прощения за неподобающий вид, - проговорил он.
- Я немного не об этом. Могу я поинтересоваться, что под рубашкой? Немного неуставная просьба, из чистого любопытства.
- Это, я полагаю, кровь рядового Кирштайна, он, он…
Командор лишь приподнял брови, и Армин мгновенно замолк.
Казалось, Леви весь подобрался на своем стуле и был готов, как только рядовой расстегнет рубашку и откроет голую грудь, броситься вперед и сломать ему шею. Едва справляясь с тремором в пальцах, Арлерту все же удалось одолеть пуговицы. Он развел в стороны ткань сорочки и издал сдавленный звук, будто Леви его уже душил. Он думал, что запачкался кровью Жана из его разбитого затылка, и что уж с ним-то точно все в полном порядке. Но оказалось, что вместо гладкой кожи под рубашкой все это время скрывалась коварно мерзкая мокнущая рана. Каша из мяса, будто кто-то основательно и с расстановкой повозил мальчишку грудью по половику с загнутыми гвоздями. К тому же, оказалось, что гадкую вонь издавала как раз эта потемневшая уже рана.
Армин вскинул голову, чтобы не смотреть на сочащееся какой-то жидкостью мясо, прижал ладонь ко рту и отчаянно боролся с тошнотой. Из-за спазмов глотки у него на глазах даже выступили слезы.
Смит куда-то резво засобирался. Он откинул простыню, которой был укрыт, спустил ноги на пол и наклонился вперед, чтобы рассмотреть грудь рядового. Медленно встал, подходя к нему ближе, не отрывая взгляда от мешанины из ликвора, темной крови и бурого уже подгнившего, казалось, мяса.
Поджал губы, оглянулся на капрала, которому и дела, на первый взгляд, никакого не было до того, что у мальчишки проглядывалась белая кость грудины.
- И как оно? – спросил, наконец, Леви.
- Я даже не знал, - прошептал Армин сквозь бульканье тошноты в горле.
Командор и капрал вновь переглянулись.
Тем временем в дверь постучали и, едва дождавшись разрешения войти, всунулась в комнату Ханджи. Она сразу живо оглядела всех присутствующих, на лице ее играла улыбка, которая при виде Арлерта, а вернее, его раны, все еще выставленной напоказ всем желающим, превратилась в даже не напуганное, а какое-то изумленное выражение. Ей даже на секундочку показалось, что стоит себя, пожалуй, больно ущипнуть, потому что эта жуть уж никак не вязалась с блеющим что-то несвязное Армином. Разве с такими ранами солдаты не лежат обычно в большой куче сухой древесины, чтобы быть сожженными?
Она обошла командора и наклонилась, чтобы все рассмотреть получше. Наморщила нос, но не от тошнотворного запаха забродившей плоти, а будто выражая свое мнение по этому поводу: что за черт тут вообще происходит.
От нее ждали какого-то вердикта.
- Но мне нужно осмотреть его полностью, вдруг у него нога на куске кожи висит! – всплеснула она руками в ответ на молчаливый вопрос командора. – В любом случае, мальчик, которое количество времени назад ты очнулся?
- Вчера примерно в середине дня или чуть к вечеру, - он оправился от шока и преодолел рвотные позывы, однако смотреть вниз все еще боялся, а потому испуганно вперился взглядом в окно, где покачивалось от легкого ветра деревцо.
- Тогда у меня для тебя отличные новости – вряд ли ты титан, – женщина поскребла ногтем кончик носа и даже повеселела. – Об остальном поговорим чуть позже. Я могу его прихватить с собой?
Она обернулась к Смиту, который продолжал серьезно изучать рванину вместо груди своего рядового. Он дернулся, будто очнулся:
- Да, разумеется, но…
- Но об этом никто не должен знать. Я даже не прикажу это зарисовывать. Или можно?
- Нельзя, - резко бросил капрал.
- Понятно! Пойдем, мальчик, обнаружим у тебя еще что-нибудь потрясающее!
- Я даже не знаю, представить его к награде и пансиону или застрелить из пушки, - сморщился Смит, вновь усаживаясь в постель и накрывая ноги простыней.
5.
читать дальшеКабинет Ханджи – а лучше сказать, лаборатория, а еще лучше, склад – находился в этом же здании. Интересно, как в одном строении помещаются такие разные вещи. Личная палата и жилые комнаты высшего офицерского состава, рабочие кабинеты их же, а также комнаты или склады, как уже было сказано, исследовательской группы. Ходили слухи, что первый помощник капитана Ханджи – Моблит Бернер – все время порывается прибрать этот хлам, но Ханджи жестоко его за это ругает. Ибо гений господствует над хаосом, а еще потому, что после таких уборок Зоэ не могла найти ничего из ей нужного в определенный момент времени. Поэтому в этом помещении стояли три стола – на двух из них валялись ворохи бумаг, каких-то свитков, железки, даже баллоны с газом. По стенам были расставлены шкафы и этажерки с книгами, какими-то бутылками и, опять же, железками. На одном из шкафов стоял скелет кошки, мелкие косточки которого были осторожно скреплены тонкой проволочкой.
Когда Ханджи привела Армина, Моблит обнаружился сидящим где-то в углу и дремлющим. Заслышав скрип двери, он встрепенулся и вскочил на ноги. Заметив, что Ханджи не одна, он сгреб с одного из стульев кучу исписанных листов бумаги и переложил их на стол поверх других тысяч и тысяч исписанных листов. Все его внутреннее естество рыдало горькими слезами от необходимости мириться с беспорядком.
Армин понял, что усесться полагалось ему, и примостился на краешке стула. Капитан поспешила к шкафу, раскрыла стеклянную дверцу и стала раздвигать мелкие бутыльки, которые там стояли на полках. Достала один и обернулась:
- Макового молочка?
- Что?.. – переспросил Армин.
- Макового. Молочка. Тебе должно быть чудовищно больно с такой жутятиной!
- Может, не стоит? – но Ханджи уже капала из бутылька белыми каплями на плоскую стекляшку. – Мне не больно.
- Глупости, конечно, тебе больно! – не сдавалась она. – Слижи.
Армин высунул язык и поднес стекляшку ко рту. «Молочко» пахло горечью и на вкус вовсе не было сладким. Было чувство, будто жуешь стебель одуванчика.
«Зачем мне это молочко. Мне же не больно. Совсем не больно. Поить меня какой-то ерундой. Это же наркотики», - подумал Армин и, когда слизал «обезболивающее» со стекляшки, посмотрел на Ханджи. Та внимательно за ним наблюдала.
«Географическое описание мира за стенами не дает составить никакого представления о том, чем жили люди 107 лет назад. Было море – значит, они плавали на кораблях, ловили рыбу, добывали соль, торговали с далекими государствами. Были пески – значит, они там ничего не делали, там не было домов. Были заснеженные ледяные долины и горы – значит, и там их наверняка не было.
Человеку свойственно бояться того, что ему неподвластно. А то, чего человек боится, - он обожествляет. Значит, были боги песков и боги снежных ледяных долин и гор. Абсолютно наверняка были и боги морей и океанов. Если не задобрить этих богов, то море, песок и снег придут в их дома и выгонят их оттуда. Предвидеть появление титанов люди не смогли. Не успели задобрить того, кто над ними стоял, и тот наслал титанов на людей и выгнал их из домов. Так будет всегда. Сколько еще угроз мы не видим пока и не понимаем, куда направлять свои задабривательные усилия? Человек подсознательно боится темноты – стоит ли задабривать темноту и ночь?»
- Прилично хоть выглядит, не стыдно и раздеться теперь, - удовлетворенно проговаривает Ханджи, пока Моблит завязывает аккуратный бантик из бинта на груди Армина. – Ты теперь как подарочек.
Армин рассказал чуть не по минутам все, что произошло с ним во время боя вплоть до потери сознания, а затем все, что случилось с самого момента его пробуждения под деревом. Ханджи и Моблит, в свою очередь, поведали ему результаты вылазки.
- И что мне теперь делать?
- Капрал не сказал? Ты, мальчик, теперь часть его нового отряда. Это так здорово! Считай, повышение по службе. И дело сейчас такое, что почти на курорт отправляешься. Свежий воздух, кругом лес, природа – красота. Хотелось бы мне тоже побыть в отряде Леви, но я не могу, потому что мне нельзя, а еще Леви меня не пустит, - тарахтела капитан без умолку, пока Армин натягивал свежую сорочку, которая была ему несколько не по размеру.
От этого он слегка расстроился – у нормальных людей и плечи шире, и грудная клетка ого-го, да и вообще. Заправив ее в брюки, он встал и потянулся за курткой – повязка немного давила на ребра. По его мнению, обойтись можно было и вовсе без нее – он уже не был так уверен, что эта дрянь когда-нибудь заживет. Другой резон – с повязкой он не будет пачкать сорочки. Это плюс.
- Леви сегодня возвращается на вашу секретную базу, а ты отправишься, естественно, с ним вместе. Что за дела, я тоже хочу играть в шпионов, Моблит!
- Я могу идти, наверное?
- Беги, беги, мальчик, а не то останешься тут еще не целую неделю. Эрену привет! – Ханджи закрыла за ним дверь, обернулась и опустила глаза. – Моблит, составь отчет. Мне так страшно, Моблит.
6.
читать дальше«Привет, дед.
Как у тебя дела? У меня все хорошо. Сегодня мы с капралом едем к ребятам. Я не могу сказать тебе, где они конкретно, так что не обижайся на меня. Тем более, что я и сам не знаю, мне не сказали.
Не волнуйся за меня, пожалуйста.
Надену твою шляпу.
Твой внук, Армин»
Никакой шляпы он так и не надел, потому что шляпа была утеряна еще очень давно. То ли ее украли, то ли она улетела в реку – не было больше шляпы. Армин забрался в седло и погладил шею лошади – гладкую и бархатную шкуру. Рядом, у своей лошади, капрал все еще стоял на земле и затягивал ремни на чересседельной сумке. Он, судя по выражению лица, был очень недоволен и озабочен чем-то, намного больше, чем обычно. Он периодически поглядывал на Арлерта и хмурился еще больше.
- Н-но, дохлятина, - наконец сказал он и негромко, но резко присвистнул своей лошади. Армин сжал в руках поводья, тряхнул ими, так что и его лошадка двинулась вслед за капральской.
Когда мы выехали из города, наш путь пролегал вдоль канавы с затухлой зеленовато-коричневой водой. В ней плавали старые еще даже прошлогодние листья, всякая трава, мухи и пыль с дороги, так что казалось, что вода была где-то покрыта какой-то маслянистой пленкой. Я поехал прямо по краю, стараясь заглянуть в свое отражение, но ничего не увидел, потому что вода отчего-то стала непроточной и непрозрачной (и незеркальной). Мне стало жаль себя – я хотел удостовериться, что увиденное с утра мне померещилось спросонья, но не мог. Теперь ждать до ближайшего зеркала. Окажется ли таковое у девушек?
Мне уже рассказали о том, что случилось, о деревне Конни, и о том, что все мы теперь служим под началом капрала. О том, что Эрена, разумеется, отбили, что Райнер и Берт все же сбежали. Они оказались предателями и сбежали далеко за стены, туда им и место. Однако мне было немного тоскливо, что все так обернулось. В конечном итоге, какая-то часть меня пыталась убедить остальную долю разума, что они не виноваты, что их заставили, что они делали это без особой охоты и личного интереса. Я не знал, где они сейчас и каково им, но очень хотел узнать. Я не заметил, как из травы за канавой выглянула мышь, как махнуло ветром по жестким листьям деревьев, как качнулись метелки и осока в воде, и не заметил, что Райнеру и Бертольту сейчас очень плохо там далеко.
упд
7.
читать дальшеКапрал остановил лошадей, и повозка, набитая провизией и разной полезной в быту всячиной, встала на полянке, которая открылась, едва они свернули с дороги. Он объявил привал, повесил на морды лошадям мешки с крупой, хотя они недовольно зафыркали, требуя, очевидно, свежей водички. По-хорошему нужно было бы их распрячь и пустить пастись к остаткам сочной травки, но, судя по всему, времени на это и не было. Армин же влез под дерюгу, которой был накрыт груз, и вытащил оттуда флягу с водой, две маленькие буханки хлеба. Они уселись под деревом.
Капрал не смотрел на своего спутника, а молча открыл флягу, напился сам и передал ее Армину. После этого разломил пополам хлеб и стал без энтузиазма его жевать. Через несколько минут молчания он, будто не в силах больше выдерживать тишину, заговорил с Армином:
- И как, понравилось быть мертвым за стенами?
Армин, казалось, ожидал такого вопроса:
- Не очень, сэр. Хотя если бы я там и остался, мне было бы уже все равно, по всей видимости.
- Чего нам от тебя ожидать?
А вот это было уже неожиданно.
- Что ты там можешь выкинуть, как думаешь?
- В каком смысле? – мальчишка даже голову в плечи вжал.
- Не прикидывайся дураком. Тебя выловили из-за стены, хотя рапорт о твоей смерти уже был подан. Ты являешься к командору, а в груди у тебя гниющая дыра, которая, надо думать, и признаков заживления не проявляет.
Вот что называется большим конфузом. Было такое чувство, что капрал расспрашивает Армина о чем-то чересчур личном. Например, о том, как он целуется с девчонкой. Или с какой стороны он эту девчонку предпочитает пользовать. Иными словами, не спрашивая о самом факте наличия поцелуев или сношений, будто об этом и спрашивать-то смысла нет.
Сказать по совести, Армин уже думал о том, что с ним такое произошло. Вся эта ерунда с «воскрешением», с возвращением, с раной наводила на определенные размышления. И потому необходимо было хотя бы для самого себя решить, что ты такое и что тебе делать дальше.
- Я не знаю, сэр. Боюсь, это даже не связано… - он сделал неопределенный жест рукой. - … Никак не связано с титанами и всем таким. Я не знаю, захочется ли мне съесть кого-нибудь живого, стану ли я бояться солнца, но за время пребывания в городе до нашего с вами отъезда я понял, что для того, чтобы куда-то войти, мне непременно надо дождаться устного приглашения.
Он почему-то знал, что капрал поймет. Будь он хоть трижды неотесанным солдафоном, Леви производил впечатление человека с широким кругозором. А ну вдруг он читал какие-нибудь сказки. Армин тоже читал. Ребята, которые не войдут в дом без приглашения – не просто вежливые и воспитанные парни.
Прямо сейчас он слышал, как бьется сердце оленихи, которая пьет воду где-то мили за две-три отсюда.
Леви закрыл глаза и потер лоб ладонью с каким-то сдавленным стоном. Почему такой геморрой свалился именно на него, неужто в прошлой жизни он был настолько безголовым душегубом, что в этой жизни обязан быть Матерью Терезой.
Он встал, подошел к своей лошади и вытащил из чересседельной сумки моток чистых бинтов. Армин стал расстегивать рубашку: уже на третьем обороте снимаемых бинтов проступало желтоватое мокрое пятно.
- Сэр, я и сам могу… - пытался он сопротивляться.
- Чтоб ты мне там заблевывал все каждый раз? Мне никакого удовольствия это не доставляет, клянусь тебе, пацан, но каждый вечер ты будешь приходить ко мне на перевязку. Ясно? – Леви, наконец, снял все бинты, выставив напоказ нисколько не изменившуюся сочащуюся ликвором рану. Он шлепнул Армина ладонью по подбородку, чтобы тот поднял голову и не смотрел на то, что зияет у него в теле, открывая белесыми островками реберные кости.
Тот замер, не шевелясь и стараясь, по возможности, даже не дышать.
- Обо всех изменениях докладывать, не трепаться, срамотой этой никому не хвастаться… - бормотал капрал указания, хотя все это Арлерту и самому было понятно. – Выкинешь что-нибудь необычное – пристрелю без сожаления у всех на глазах, как бешеную собаку, понял?
- Да, сэр, - легко кивнул он и тут же выдал: - Сэр, не волнуйтесь, командор пистолет под подушку переложил.
Леви так сильно стиснул челюсти, что под кожей заходили желваки.
- Жопу отшибу, - выплюнул он, резко встал, оставив Армину самому затягивать узел повязки. – Поехали.
А сняв с лошадиных морд овес и взобравшись в седло, капрал все же обернулся к мальчишке и спросил:
- Еще что-нибудь?
- Командора навещал командор Доук, - пробормотал Армин, будто стыдясь.
- Докладывать обо всем.
- Так точно, сэр.
Капрал буркнул себе под нос «чтоб я сдох» и тряхнул поводьями.
8.
читать дальше«Сорваться-не сорваться, не сорваться-сорваться, сорваться, сорваться, сорваться…»
«Тайная база» оказалась похожей на брошенную ферму. Сам дом был немного подновлен, выстроено к нему новое крыльцо, в крыше сарая были свежие светлые еще доски. Неудивительно, что ферму бросили когда-то. Когда-то всего каких-то лет пять назад. Совсем неудивительно, нисколько.
Место разведывательным корпусом было выбрано с умом – на ближайшие мили ни души, ни даже постройки. Лес, ручей неподалеку. Из трубы в крыше летней кухни вьется дымок – топили печь и что-то готовили. В целом, хотя во дворе на подъездах и не было никого видно, впечатления брошенности не возникало. Телега вкатилась в открытые поправленные нынешними обитателями ворота и остановилась посреди двора. В маленьком окошке рядом с дверью дома что-то мелькнуло и тут же на улицу вылетел Эрен – в белой косынке, в фартуке, с метлой. Сойдя с крыльца, он бросил метлу на землю и будто на деревянных ногах, спотыкаясь, двинулся к приехавшим. По мере того, как он приближался, становилось заметно, как трепещут его ноздри, увлажнились и стали какими-то стеклянными глаза, пальцы рук согнулись в крючья. Не поприветствовав даже капрала, он молча дернул к себе Армина, обнял его крепко, прижал светлую голову к своему плечу и шумно засопел, мелко подрагивая. Леви, вполне понимая чувства Эрена, сам взял лошадей за поводья и повел их вместе с телегой к сараю с коновязью – длинной жердью на подпорках. Стащив с рук перчатки, он взошел по ступеням крыльца и вошел в дом.
- О, сэр… Сэр, э-э-э, с приездом, сэр! – подхватились со скамеек вокруг стола юные разведчики.
- Что встали. Вышли все во двор быстро, – бросил он только, прихватив чистую кружку и подойдя к чану с чистой водой, что стоял в углу.
- Твою ж за ногу! – хлопнул себя по коленкам Конни и поскакал навстречу Армину и Эрену. Эрен все так же стоял, крепко обняв Армина и гладя его волосы.
Никто не слышал, что он шепчет не переставая «Прости меня, ты меня прости, прошу тебя, если сможешь, прости».
Из всех только Жан не захотел подойти к вернувшемуся другу сразу. Он мялся на крыльце, наблюдая, как Армина треплют по волосам, стучат по спине, гладят по плечам, как он смущенно и искренне радостно улыбается. Не то чтобы Жан был совсем не рад возвращению Арлерта. Он был рад безмерно, но не думал, вправе ли он теперь даже и заговаривать с ним. Все эти дни он не переставал корить себя, он считал, что именно он был виноват в гибели товарища. Если бы он не раскис во время боя как красна девица, Армин получал бы новое назначение вместе со всеми, Армин отправился бы на новое задание вместе со всеми, Армин составлял бы план действий вместе со всеми, он обживал бы эту несчастную ферму вместе со всеми. Он не находил ни единого прощения себе, ни малейшего предлога, чтобы быть извиненным. Он здесь, а Армин там, с незабудками в руке.
Сейчас у него как будто гора с плеч упала – живой, не умер, вот он. А с другой стороны, ничего бы не было, если бы не его слабость. Лучше б это он сдох там в поле. «Лучше бы меня убили», - говорил он себе.
И он протянул Армину руку, не в силах даже ничего сказать, даже самого банального навроде «С возвращением» или «Рад, что ты вернулся», потому что в горле встал непреодолимый ком из стыда и чувства вины.
Через какое-то время из дома вышел капрал и недовольно окрикнул молодежь:
- Ну хватит там! Распрягите лошадей и дайте им напиться.
И все прыснули по сторонам – кто-то с ведром к колодцу, кто-то к лошадям, кто-то принялся снимать с телеги покрывающее груз полотно.
Эрен в своей нелепой косынке на голове не сводил взгляд с Армина, будто боясь снова упустить его из вида и опять потерять. Всем нетерпелось до чертиков услышать, что же произошло с их товарищем. Саша беспокойно принюхивалась, втягивая в себя воздух жадно, помногу, хмурила брови, но ничего не говорила, а только старалась сунуть Арлерту в карман жакета кусок хлеба – величайшее свое сокровище. Для друга не жалко.
@темы: ТАТАКАЭ, Фанфикшн Шингеки